|
"Несчастней тебя нет никого на свете. Твоя душа на помощь зовет, потому что Дьявол в ней совсем Бога задавил. Хорошее в душе - это и есть Бог, а злое - Дьявол. Разве тебе в детстве не говорили?" "А, - осклабился убийца. - Вот оно что. Проповедь. Ну, это не по адресу..." Я услышала щелчок взводимого курка и вскрикнула от ужаса. Эммануил же как ни в чем не бывало обернулся ко мне и говорит: "Смотри, сейчас я покажу тебе его детское лицо". Я не поняла, что он имеет в виду. Не понял и палач. "Что покажешь?" - переспросил он, немного опуская дуло, и его маленькие глаза недоуменно моргнули. "Твое детское лицо, - увлеченно сказал пророк. - Знаешь, каждый человек, в любом возрасте, сохраняет свое первое лицо, с которым входил в мир. Только это лицо бывает трудно разглядеть. Ну как тебе объяснить? Вот встречаются два однокашника, которые не видели друг друга тридцать или даже пятьдесят лет. Случайно. Смотрят друг на друга - и узнают, и называют прежними смешными прозвищами. Их старые лица на мгновение становятся такими, какими были много лет назад. Детское лицо - оно и есть самое настоящее. Оно никуда не девается, просто с годами прячется под морщинами, складками, бородами..." "В другое время с удовольствием поболтал бы с таким интересным собеседником, - опомнился убийца, прерывая речь Эммануила. - А теперь отвернись". С этим ужасным человеком что-то произошло, внезапно поняла я. Он уже не может выстрелить в пророка, глядя ему в глаза. И мысленно воззвала к Эммануилу: "Не молчи, говори еще!" Но тот, как назло, умолк. Медленно поднял руку ладонью вперед, провел ею слева направо, и случилось чудо. Убийца вдруг замер, рука с пистолетом опустилась, а взгляд завороженно уставился в раскрытую ладонь. Я читала про гипноз и чудом его не считаю, но здесь произошло истинное чудо, прямо у меня на глазах. Облик этого человека стал меняться. Одутловатые щеки поджались, нос сделался чуть более вздернутым, морщины разгладились, и я увидела лицо мальчишки - круглое, смешное, доверчивое лицо семилетнего сладкоежки и маменькиного сынка. "Яша, Яшечка, что же ты с собой сделал?" - сказал Эммануил тонким голосом, похожим на женский. По лицу убийцы пробежала судорога, и странное видение исчезло. Это опять была морщинистая физиономия трудно и грешно пожившего мужчины, но глаза остались широко раскрытыми, детскими. Он махнул на Эммануила рукой, по-прежнему сжимавшей оружие. Махнул и второй, пустой - словно хотел отогнать призрак или наваждение. Потом развернулся и опрометью бросился вон из склепа. "Он не вернется, чтобы убить нас?" - спросила я, потрясенная увиденным. "Нет, - ответил Эммануил. - У него теперь будет чем заняться и без нас". "Откуда вы знаете его имя? - спросила я еще. - Его в самом деле зовут "Яша"?" "Так я услышал. Когда я смотрю в лицо человека, я многое слышу и вижу, потому что готов видеть и слышать. Это очень интересный человек. Совсем-совсем черный, а все-таки с белым пятнышком. Так не бывает, чтобы в человеке не было хотя бы крошечного белого пятнышка. У белых-пребелых то же самое, хоть капелька черная, да есть. Без этого Богу неавантажно". Он так и сказал - "неавантажно". Я не в силах передать его своеобразную манеру изъясняться и потому сглаживаю ее, а между тем речь Эммануила чрезвычайно колоритна. Начать с того, что он очень смешно картавит. Говорит гладко, но любит к месту и не к месту вставлять книжные слова - знаете, как крестьянин-самоучка, читающий запоем всё подряд и понимающий прочитанное по собственному разумению. В первые минуты после того, как убежал страшный человек, я была не в себе, лепетала всякий бабий вздор. Например, спрашиваю: "Неужто вам не страшно было вот так на оружие идти?" Он ответил смешно: "Я привык. |
