|
Вот вам настоящий импрессионизм, вот истинная красота, не то что дурацкие обвалы в пещерах устраивать. *** Назавтра, в десять часов вечера, специалист по чистым работам снова был на тихой окраинной улице, только одетый не мастеровым, а старьевщиком. Пристроился напротив училища. Походил, уныло покрикивая "Старье-бутылки берем! Ветошь-тряпки берем!" - больше из профессионализма, нежели для пользы дела. Как было установлено ранее, люди в этот час по улице не ходят, старье-бутылки сдавать не станут. На крыльцо поднялся всего на минутку, больше не понадобилось. Ручка на двери была самая простая: деревянная скоба, приколоченная гвоздями, причем Бог знает сколько лет назад - шляпки давно порыжели. Яков Михайлович вбил еще один, тоненький, но немножко вкось, так что кончик чуть-чуть высунулся с другой стороны - аккурат там, где браться пальцами. Торчащее острие Яков Михайлович смазал какой-то жидкостью из пузыречка - с чрезвычайной осторожностью, даже перчатки надел. Специалист всегда брал с собой в командировки особую аптечку: разные скляночки, пробирочки, на всякие случаи жизни. Поцарапать палец о ручку двери - сущая ерунда, с кем не бывает. Наутро нарывчик. К вечеру температура. Симптомы, похожие на заражение крови: тут тебе и ознобчик, и обильный пот, и пожелтение кожи. На второй день - сильный жар, бред. В тот же вечер, а если сильное сердце, то самое позднее к концу ночи - со святыми упокой. И никаких подозрений, обычная житейская оказия. Главное же - прокурор все будет наблюдать собственноочно. Услышит собственными ушками, как она, уколовшись, вскрикнет. Кто бы мог подумать, что от такого пустяка случится сепсис? Никто. Промысел Божий. *** Яков Михайлович занял позицию в кустах. Стал ждать. Приехали без двадцати одиннадцать, он уж начинал волноваться. Сегодня прокурор не просто высадил спутницу, а галантно проводил до самой двери. Это еще лучше - пускай вблизи полюбуется. Рыжая взялась за ручку, потянула, вскрикнула. Что и требовалось доказать. Услышав тихое "ах!", Яков Михайлович причмокнул и попятился, а через пять секундочек уже совершенно растворился во мраке. Дело было сделано. Как говорится, прочее довершит природа. Влюбленный прокурор Со статским советником Матвеем Бенционовичем Бердичевским, умным и положительным мужчиной тридцати девяти лет, приключилось несчастье - такое, какого он страшился всю свою женатую жизнь, отменно счастливую и к тому же благословленную многочисленным потомством. Любовь Матвея Бенционовича к супруге за долгие годы брака миновала несколько естественных фаз и прочно вошла в русло приязненной привычки и полного родства душ, не требующего нежных слов и красивых поступков. Марья Гавриловна, которая в восемнадцать лет отличалась пылким, романтическим нравом, по рождении тринадцати детей совершенно утратила эти свои изначальные качества - нашлись увлечения и заботы посущественней. Например, как содержать семью на жалованье мужа, пусть и весьма приличное, но ведь пятнадцать душ! На тридцатилетнем рубеже госпожа Бердичевская превратилась в полнокровную, спокойную даму с цельным, твердым характером и полной ясностью насчет того, что в жизни важно, а что пустяки и внимания не заслуживает. Матвей Бенционович в жене эти качества ценил, внутренне же более всего восхищался немыслимой для мужчины жертвенностью во имя тех, кого Марья Гавриловна любила - любовью нерассуждающей, естественной, лишенной какой-либо аффектации. В самом Бердичевском с течением лет пылкости воображения и мечтательности, напротив, скорее прибавилось. Как всякий здоровый мужчина, он заглядывался на красивых или просто привлекательных женщин (а таковых вокруг во все времена найдется предостаточно) и, если какая особенно нравилась, внутренне пугался: ну как влюблюсь? И фантазия сразу начинала рисовать такие страшные последствия, такие душераздирающие драмы, что оп старался держаться от опасной особы как можно дальше. |
