До несчастья с Артуро Рашель была огонь. Она так окрутила Макса, что он больше ни на кого и смотреть не хотел. Но когда Артуро не стало, все изменилось. Рашель совсем охладела и теперь не подпускала его к себе. Она хотела умереть и без конца говорила о смерти. Пошла к резчику и заказала себе надгробие. Впервые в жизни она сама сказала Максу, чтобы он нашел другую женщину. Он попытался сделать, как она велела, но у него ничего не получилось, не смог. Кто знает, может, здесь, в Польше, он отдохнет, и силы вернутся.

На пароходе он наслушался баек о южноамериканских сутенерах. О том, как порядочных девушек насильно сажают в карету, увозят, а потом принуждают к греху, продают, как рабынь на рынке. Макс смеялся над этими небылицами. Может, когда-то, лет шестьдесят назад, что-то такое и бывало, но сейчас это невозможно. Да и не нужно. Полно девушек, которые сами соглашаются, по доброй воле. Вот ведь и он приехал сюда, фактически чтобы найти любовницу. Он уже ясно понял, что Рашель никогда не станет прежней. И если он, Макс, хочет остаться мужчиной, то надо кого-нибудь полюбить. Так же сильно, как много лет назад он полюбил Рашель.

Были у него тут и другие дела. Бросив в Рашкове отца с матерью, он ни разу им не написал. Они умерли, так и не узнав, куда он исчез. Где-то в Польше у него есть брат Залман и сестра Сура-Нейха, не говоря уже о двоюродных братьях и сестрах, дядьях и тетках. У него здесь немало родни.

Но как он появится перед ними, после того как молчал двадцать три года? Как придет на могилу родителей, если, может, это он виноват в их смерти? У Рашели здесь тоже есть родные, которые знают, что она когда-то творила. Макс, можно сказать, вытащил ее из трясины…

Он допил кофе и дожевал пирог. Час назад Макс Барабандер приехал скорым поездом из Берлина и оставил багаж в камере хранения на Венском вокзале.

Макс решил пройтись по Варшаве пешком. Вскоре он оказался в Гжибове. Знакомые места. Сколько же тут с ним было и хорошего, и плохого! Даже в Павяке три месяца отсидел. Любимую здесь оставил. Да много чего оставил, прямо сказать. Но двадцать лет — большой срок.

Когда он уезжал, в Варшаве были конки, а теперь ходили электрические трамваи. Иногда проезжал автомобиль. В витринах магазинов на Маршалковской дорогие вещи, женщины одеваются не хуже, чем в Париже и Берлине. Трамваи стали больше, дома выше. Еврейский квартал не так сильно изменился, но и здесь ощущалось новое время, двадцатый век. Многие парни бреются, носят костюмы и шляпы. На девушках платья с коротким рукавом и таким низким воротом, что видна голая шея. Во времена Макса все еврейки носили шаль. Шляпа была редкостью, о сумочках и не слыхали даже.

В газете, которую Макс купил утром, анонсы еврейских пьес, литературный вечер в «Газамире», концерт Хора Шнеура, студенческое собрание в «Мерказе». Объявления врачей: лечение венерических болезней и импотенции.

— Да, мир не стоит на месте, — негромко сказал Макс Ьарабандер.

Зашел в кафе. Как ни странно, среди посетителей оказалось несколько девушек. Они сидели за столиками, перекусывали, просматривали газеты. «Интересно, кто они?» — подумал Макс. В Аргентине порядочную девушку одну не увидишь, особенно в кафе или ресторане. Но эти выглядели очень прилично. Судя по одежде, то ли работницы, то ли служащие.

За границей Макс Барабандер слышал о революции 1905 года, о войне между преступным миром и рабочими-забастовщиками. Иммигранты подробно рассказывали о Кровавой среде, о бомбе, которую бросил в полицейских Борух Шульман, о демонстрациях, стачках и массовых арестах. Царь пошел на попятную, в России теперь Дума, но фельетонист в газете намекал, что все осталось по-прежнему: власть прибрали к рукам черносотенцы и старец Распутин, который гипнотизирует императора, императрицу и ее фрейлин.