Откуда-то несло горелым. В нос ударило давно позабытой вонью.

Двое парней, заметив Макса, перемигнулись и подошли.

— Ты откуда, дядя? — спросил один.

— Тебе-то я точно не дядя, так что отвали, — посоветовал Макс.

— Чего, крутой?

— Да, крутой. Лучше исчезни, пока в рыло не схлопотал.

— Очень сильный, что ли?

Макс не боялся этой шушеры, но понимал, что лучше все-таки не ввязываться в перепалку. Он просто оттолкнул их обоих в сторону и зашагал дальше.

«Ничего не изменилось», — думал Макс. Та же грязь, та же бедность. Уличные торговки продают червивый горох, подгнивший лук, битые яйца и штопаные чулки. Еврейки в чепцах и ватных телогрейках, будто зима на дворе, разложили товар, прикрыли тряпками и зазывают покупателей: «Каленый горох! Бобы! Пирожки с картошкой!»

«Только гляну и больше сюда ни ногой», — решил Макс.

Вот она, забегаловка. Он открыл дверь. За столиками сидели парни, играли в домино и карты, наверняка крапленые. Еще несколько стояли у буфета и болтали с низкорослой девицей, конопатой и толстогубой. На прилавке разложены пирожки и лепешки, вокруг них вьются целые тучи мух. «Это здесь Слепой Майер бывает?» — удивился Макс.

— Эй, фраер, дверь закрой! — крикнул кто-то.

— Будете мимо проходить — проходите! — пошутила конопатая девица.

Макс закрыл дверь и двинулся дальше. Не больно-то и хотелось сидеть в этой вонище.

А вот и дом семнадцать, и в нем — знакомый ресторанчик. Макс вошел. Тут было малость поприличнее. На прилавке — подносы с жареными гусями, миски с рубленой селедкой и заливным, корзиночки с солеными лепешками и тарелки с яичными коржиками. Толстяк за стойкой нацеживает в кружку пиво. За столиками — мужчины и женщины. Пьют, едят, разговаривают. Пол выложен белой и черной плиткой.

Макс сел за свободный столик. Подошел официант. Макс заказал пиво. Официант спросил:

— Баварское?

Знакомое название, но Макс уже толком не помнил, что это такое. Улыбнулся:

— Лишь бы холодное.

— Закуску?

— Да. Что-нибудь поострее.

— Рубленая селедка, паштет из печенки?

Макс немного подумал.

— Пожалуй, селедку.

— Хлеб какой — сдобный, пеклеванный?

— Лучше пеклеванный.

Официант ушел. Макс огляделся по сторонам. Он родился и вырос в бедности, но, несмотря на это, нищеты терпеть не мог. Он продавал дома, а не лачуги. Он избегал проституток и сутенеров. Он подмазывал полицию, но не сам, а через посредника. Рашель тоже знавала лихие времена, но быстро привыкла к роскоши. Полюбила красивую одежду, дорогую мебель и украшения. С удовольствием играла в казино, ездила с Максом в Рио-де-Жанейро и Нью-Йорк.

Макс так и не научился свободно говорить по-испански, зато Рашель знает язык, как свой родной. Артуро они отдали в гимназию, где учились дети из самых богатых семей. Оказалось, у Рашели просто талант к коммерции. Не посоветовавшись с ней, Макс никогда не заключал сделок.