В разгар нашего диалога в кабинет зашел заместитель Горчакова Степан Потоцкий. Этот сразу оценил мой вид, поцокал языком и, позабыв на время о делах, завел какой-то игривый разговор. Наконец Горчаков напомнил о себе сухим покашливанием, и я ретировалась. На сегодня достаточно. Я записала в свой блокнот еще пару пунктов, не забыв упомянуть визит Потоцкого и звонок шефа жене.

По мере приближения конца рабочего дня на душе у меня становилось все противнее. Одно дело — стучать на нелюбимого шефа, и совсем другое — на любимого мужчину. Листок из блокнота жег мне руки. Я сунула его в сумочку и медленно двинулась в сторону «Белорусской». Все во мне бунтовало против этой поездки. Ноги не шли, сделавшись пластилиновыми, горло пересохло, руки тряслись.

Я немного постояла перед входом в метро, потом плюнула и, достав из сумочки злосчастный листок, бросила его в урну. Отряхнув руки, словно от какой-то гадости, я отправилась гулять по дорогим магазинам. Когда фээсбэшники позвонят (а они позвонят обязательно!), я скажу, что передумала. Что просто не могу предавать своего шефа. Что для меня это настоящая пытка. Лучше уж я уволюсь.

Мысль об увольнении пугала. Уволиться — означает потерять из виду объект своего обожания. Ради чего я должна жертвовать личным счастьем?

Егор дал о себе знать в десять часов вечера. Я только вышла из душа и, включив фен, едва не прозевала телефонный звонок., — Ну? — спросил он, не считая нужным представляться. — Почему вас не было в условленном месте?

От его голоса все мои внутренности мгновенно сжались в комок. Туда же попал и язык. Я еле-еле вытащила его из общей кучи-малы и промямлила:

— Я подумала и посчитала это непорядочным. Ну… следить за своим начальником. Который мне как отец родной…

— Послушайте, девушка, — процедил Егор. — Кажется, вы в субботу плохо меня расслышали. Я кое-что сказал про вашего мужа. Ведь он вам дорог? Хотя бы как материальный источник существования?

— Зачем вы меня пугаете? — возмутилась я. — Это некрасиво!

Егор рассмеялся в трубку, как Фантомас в одноименном фильме — с отчетливыми раздельными «ха-ха-ха».

— Я вас не пугаю, а предупреждаю, — прошипел он. — А предупреждаю я всего один раз. Понятно?

Телефон посылал короткие гудки прямо в мой мозг, лихорадочно искавший способ избежать ловушки. Они угрожают. Матвей — самая близкая мишень. Еще у меня был младший брат в Смоленске, а у него, в свою очередь, умница-жена и двое очаровательных детишек. Я поняла: если что — дело дойдет и до них. Где же выход?

Вторник прошел гораздо хуже, чем понедельник. Несмотря на то, что я снова облачилась в свое старое платье, Горчаков поглядывал на меня с подозрением и разговаривал как-то странно, будто я только что перенесла мозговую горячку. Липа оставалась невозмутимой, словно факир в окружении восторженной публики.

— Жара действует на умственные способности мужчин, — сделала она вывод после того, как Горчаков вышел в приемную, молча постоял на пороге, стушевался и снова скрылся в своем кабинете.

— Мне кажется, его потрясло то, что вчера я пришла на работу полуголой, — честно призналась я.

— Так это ж было вчера. Думаешь, он настолько впечатлительный?

Я пожала плечами. И тут на моем столе зазвонил телефон. Это снова оказался Егор. Наверное, он решил начать психическую атаку.

— Марина Александровна? Надеюсь, вы сегодня придете?

— Нет, не приеду, — дрожащим голосом заявила я.