Изменить размер шрифта - +
Шагнешь – своих же братьев на распыл пустишь. Станешь ты тогда хуже всякого пана.

    Заспивайте веселойи,

    Щоб аж лыхо гнулось

    И щоб панство генералам

    Повик не вернулось!

    – Запомню я слова твои, брат мой, товарищ Химерный! Не дрогнет рука моя врагов лютых в штаб Духонина отправить. Не поднимется друга убить. Клянусь тебе, брат!

    Идет отряд, спешит в бой. Спели про Деникина – про Петлюру-гада начнем!

    Як задумав пан Петлюра

    Сватать молоду,

    Та й посунув на Вкраину

    Всю свою орду!

    Позади год 1918-й. Незабываемый 1919-й настает!

    4

    Вновь лютовали сабли…

    – Всех кончили, товарищи?

    – Не всех еще, товарищ Бурсак. Дивчина тут. Прапорщик золотопогонный.

    Смешались люди в страшную кучу – живые, а больше мертвые. Гаплык отряду офицерскому, что в наглости своей классовой замахнулся на Красную Москву походом идти. Дочванились, допились крови народной по самое горлышко!

    Гаплык!

    – Какого отряда, полка которого были, поглядите.

    Достали из френча, из кармана нагрудного, кровью проклятой офицерской залитого, книжку в твердой обложке. Развернули.

    – Поручик Андрей Разумовский. Дроздовский полк, конный эскадрон. Ишь, фамилия гетьманская!

    – Амба тебе, Разумовский! Не встанешь уже. Не возьмешь булавы!

    В поход пора, заждался товарищ Химерный побратимов. Прижали его звери-офицеры к речному берегу, к самой переправе. Спешит его боевой заместитель, брат названый, товарищ Бурсак, на помощь. Время!

    А тут дивчина…

    – Приведите золотопогонницу!

    Привели. Поднял веки товарищ Бурсак, поглядел.

    …И вновь тяжелыми веки показались. Словно железными.

    – Ишь ты!

    И вправду ишь ты. Стояла дивчина во френче зеленом, светила глазами отчаянными. Расплескалась русая коса по золотым погонам. Молчала – на врагов классовых смотрела. Вздохнула Оксана Бондаренко, бесстрашный боец Рабоче-Крестьянской.

    Чего ждать тебе, золотопогонница? Или не знаешь? Умереть тебе, и хорошо, если сразу. Свяжут по рукам и ногам, через седло перекинут, а после распнут среди желтой от жары травы. Не ты первая, и последняя – тоже не ты.

    Знала об этом дивчина. Не опускала глаз.

    – Может… Может, отпустим, товарищ Бурсак?

    И словно лопнуло что-то, разорвалось рядом. Будто упал снаряд батареи гаубичной. Не иначе подумали бойцы о женах своих, с победой их ждущих, невест и сестер вспомнили, дочерей. Сгинула лютость, умчалась пороховым дымом. Заговорили разом, друг друга перебивая:

    – Товарищ Бурсак, товарищ Бурсак! Отпустим ее, пожалеем! Не станем красоту такую в грязь затаптывать, на шинелях вшивых позорить! Не будем убивать, неправильно это. Может, за то в светлом царстве, в будущем коммунистическом, дюжина грехов с нас снимется?

    – Товарищ Бурсак! – вновь Оксана Бондаренко, боец бесстрашный.

    – Тихо-о!

    Упало тяжелое слово, чужую речь гася. Подошел к пленнице товарищ Бурсак.

    – Один у нас закон революционный – на всех один. Нет тебе пощады, офицер белый! Одно спасет – сорви погоны, потопчи при всех и вступай в отряд наш.

Быстрый переход