Не сразу ответила дивчина в офицерской форме. Но вот сжались губы, потемнели глаза. Шагнула она вперед…

    Упали веки тяжелые, железом загремев. Встала Память, протянула мертвые руки. Не дивчина во френче зеленом шла к нему, ступая без страха. Иная, совсем иная, хоть и похожая, словно сестра.

    Пустые глаза, недвижный лик. Только пальцы вперед тянутся…

    – Ведьма это, товарищи! Ведьма, панове!.. Мертвая, мертвая! Рубай ее, пластай в пень!..

    – Прав ты, товарищ Бурсак, а я не права была. Нет еще во мне твердости классовой!

    – Не знаю, Оксана, не знаю… Плохо мне, не вижу ничего. Веки… Словно железные они, не поднять. Не хотел я крови, но будто догнало что-то, поманило…

    – Устал ты, дорогой товарищ Бурсак. Подремли в седле, я рядом поеду.

    Лютовали сабли.

    5

    Был Деникин – нет его. Врангель-генерал остался, саблям острым на закуску.

    За старым Турэцьким валом

    Чорный Врангель, злый барон,

    Вин не вытрымав удару,

    Загубыл останний трон!

    – Ну вот, товарищ Бурсак, оставляю тебе отряд. Ждет меня в пролетарском Харькове работа важная, партийная. Надеюсь на тебя, брат мой названый.

    – Не подведу, товарищ Химерный!

    Рвалысь з видблыском снаряды,

    Лютував гнилый Сиваш,

    Йшлы впэрэд бийци брыгады

    Крым узяты з боем наш!

    – Сказать тебе должен, брат мой. Не хочется, а должен… Страшен ты стал, бойцам нашим, и тем боязно. Гложет тебя что-то, не отпускает. Будто и вправду ведьмы и чаклуны, в которых наука верить не велит, заморочили тебя, мертвяком-оборотнем сделали. Потому и в домовину заколотил тебя пан – от беды подальше. Говорят, пленных не берешь, мирный народ расстреливаешь, детей и женщин не щадишь. Страшно за тебя, товарищ Бурсак, – и за всех остальных страшно.

    Хвыли хлюпалы солони,

    Лип до ниг холодный мул,

    Навкругы – туман з морозом,

    И снарядив гризный гул…

    – Правда твоя, товарищ Химерный. Сам себе страшен бываю. Душит меня мара, словно мертвецы в их проклятый Жиловый понедельник ко мне все разом подступили. И веки порой не поднять, тяжелые они, железные. Вели расстрелять меня, брат! Приму приговор твой.

    «Упэрэд, ударна група,

    Вал узяты!» – в ничь нэсло,

    Скилькы там геройив трупом

    У бою тогда лягло!..

    – Не поднимется моя рука на брата по классу, товарищ Бурсак. Видать, и я силы потерял на проклятой войне. А главное, в тебя крепко верю. Кончаются бои, новая жизнь настает, счастливая да вольная, Оксана Бондаренко, красавица наша, с тебя глаз не сводит. Гони мару, товарищ Бурсак! Гони прочь смерть проклятую!

    Вал взялы, мов блыскавыця;

    Понеслось: «Ура! Вогонь!»

    Впала врангельска фортеця

    Й розшматованный погон!

    Нет и Врангеля, на веки вечные за морем сгинул! Только не время еще по хатам, товарищ Бурсак, ой не время!

    6

    Еще вчера, еще только вчера…

    – Даже имени своего не знаю я, Оксана.