— Да ничего особенного. Просто она командует армией амазонок. Я так думаю, через недельку‑другую можно ждать сюда всю армию, и крайним окажешься ты.

Этого поэт испугался, но отвлекать Шамана не решился, тем более, что наступило время оглашения приговора.

— Значит так, — сказал Шаман. — Всего у нас четырнадцать телок, без той, которую я взял себе за разбор. Четырех телок я отдаю Клыку за авторитет. Остальные делятся поровну между Караванщиком и этим… Как тебя? — обратился он к новому лидеру пантеровцев.

— Гюрза, — подсказал тот.

— … И Гюрзой, — кивнул Шаман. — Караванщик может делать с ними, что хочет, а Гюрза должен продать своих телок с аукциона, а то хрен его знает, что они там себе еще удумают.

Приговор оказался неожиданным. Многие думали, что пантеровцы ничего не получат.

Но Востоков, как и некоторые другие приближенные Шамана, знал, что накануне Шаман надолго уединился с Гюрзой. Востоков даже подозревал, что забытое прозвище пантеровца — это игра на публику, а на самом деле Шаман прекрасно знает, как того зовут.

На этом бы все и закончилось, если бы общее внимание не привлекла к себе Дарья.

Ее привел на суд Караванщик, одетую, без конвоя и без пут на руках и ногах. Она с самого начала демонстрировала недовольство, порывалась пойти к своим, но Караванщик ее успокаивал, и она дотерпела до конца. Но в конце, разобравшись в сути приговора, она возмутилась и набросилась на Караванщика с криками и чуть ли не с кулаками.

— Ты же говорил, что нас всех отпустят! Мол, надо только отработать спасение, и все. А оказывается, девчонок теперь будут продавать, как каких‑нибудь коров.

— Успокойся, тебя никто не продаст, — пытался утихомирить ее Караванщик. — Ты в моей доле, и я отпускаю тебя хоть прямо сейчас. Иди, куда хочешь, если не боишься.

— Ну уж нет! — неожиданно заявила Дарья и стала лихорадочно срывать с себя рубашку. Пуговицы посыпались на пол.

Обнажив свой выдающийся бюст, она направилась к Гюрзе, сдернув по пути платок, опоясывающий бедра.

Гюрза с интересом посмотрел на обнаженную валькирию, а она, глядя на него в упор, сказала:

— Это ты будешь нас продавать? Тогда бери и меня. Я хочу быть со всеми.

— Ладно, — согласился Гюрза и спросил у Караванщика: — Ты не против? Ты ведь ее уже отпустил, а она решила сдаться мне.

— Ну и черт с ней, — пожал плечами Караванщик. — Только теперь я беру себе пятерых.

— Конечно, — кивнул Гюрза и повернулся к Дарье.

Он потрогал ее грудь, провел рукой по животу и сжал в ладонях ее запястья, словно собираясь заломить руки за спину, чтобы связать их. Но потом вдруг отпустил и произнес негромко:

— А я тоже тебя отпускаю. Ты не бросила своих, и это мне нравится. А теми, кто мне нравится, я не торгую.

Вид у Дарьи был несколько ошарашенный. Она стала озираться по сторонам, и этот взгляд перехватил Череп.

— Эй, или к нам! — крикнул он. — Мы тебя точно не отпустим.

Но на это Дарья не соблазнилась. Слишком уж отвратно выглядел лысый бандит.

Вместо этого она обратилась к Шаману, который все еще восседал на пне, с интересом наблюдая за развитием событий.

— Этот, — она махнула рукой в сторону Гюрзы, — меня отпустил, так?

Шаман кивнул.

— Значит, я свободна и могу делать, что хочу?

Шаман кивнул еще раз.

— Тогда я остаюсь здесь, — заявила Дарья. — Буду жить с Жанной. Ты как, не против? — адресовалась она персонально к поэту Сергееву.

Тот впился взглядом в ее бюст и по всему было видно, что он обеими руками «за».