— Успокоился? Теперь слушай: времени до командировки осталось слишком мало, мне некогда к каждому из вас искать индивидуальный подход. Буду поступать проще. Не нравится — пиши рапорт, увольняйся или переходи в другую группу. Можешь жаловаться, твое право, но бардак мне не нужен. Если я сказал делать так, значит, выполняй. Это что означает? — Ефимов кивнул на обнаженную фигуру. — Какого хрена вы тут пляж устроили? — Прапорщик шипел достаточно громко, чтобы его слышала вся тройка, в состав которой входил этот «нудист». — Еще раз подобное повторится — обломаю приклад о чью-то рожу. Всем все ясно? — Ефимов повернулся к притихшему и поспешно одевающемуся Шамилю Айдарову, а Башмаков прозорливо уполз в кусты. — Через пять минут начало движения!

Прапорщик отпустил шею Виктора и отправился дальше, шипением и руганью приводя расслабившихся бойцов к «нормальному бою». Через десять минут воинство, слегка ошалевшее от такого разбора полетов, наконец приготовилось к началу движения.

Сказать, что Ефимов разозлился, было бы неправильно. Он негодовал, пребывал в бешенстве. Такое впечатление, что здесь собрались пацаны-допризывники. Ладно бы неподобающим образом вели себя только недавно прибывшие, но ведь некоторые из бойцов служили по контракту по полгода и больше.

Увы, сам Ефимов их не обучал, этот год с группой его почти не было. Вначале долго болел, затем ушел в почти трехмесячный отпуск. К его окончанию едва-едва успел восстановиться. Так что к вящему сожалению самого старшего прапорщика в группе было всего три бойца, с которыми ему приходилось заниматься раньше. Только их он хоть чему-то успел научить.

Крайние полгода группой рулил Кострыкин. Приходилось признать, что Ваня делал это плохо.

«Но что с него взять? — рассуждал Ефимов. — Год как из училища, сам не старше большей части бойцов, а некоторых гораздо младше. Вот только едва ли это его оправдывает. В конце концов, к чему его готовили? Разве не к тому, как управлять и учить? А, ладно, разберемся, немного времени у нас еще есть».

— Командир! — Близ Ефимова, вынырнув из-за деревьев, нарисовался старший сержант Боровиков. — Там чужая группа. — Он указал рукой в сторону поля, поросшего мелколесьем.

— Замерли! — Прапорщик движением руки отдал команду «садись, наблюдать, тихо».

Ефимов улыбнулся. Его разведосы, малость взбодренные недавними разборками, медленно расползлись в стороны, заняли положение для стрельбы лежа и замерли.

— За мной! — шепнул прапорщик Федору, пригнулся и двинулся в указанном им направлении.

Боровиков оказался прав. Среди росших вразнобой берез и сосен мелькали зеленые фигурки. Не требовалось даже подносить к глазам бинокль, чтобы опознать в них разведчиков соседней роты, игравших на стороне противника. Перемещались те довольно шустро. Их разведывательный дозор уже поравнялся с головняком первой группы и теперь продолжал стремительное движение, уходил дальше, в направлении соснового бора, виднеющегося на горизонте.

— Уничтожим? — с надеждой в голосе предложил Федор, но Ефимов отрицательно качнул головой.

Какой в этом смысл, если цель первой группы совсем другая? Нападение на условного врага равносильно уничтожению самих себя. Принцип прост: обнаружение означает провал задания.

— Нет, — возразил Ефимов в ответ на новую робкую попытку Федора настоять на своем предложении. — Поступим получше: мы пойдем за ними. Едва ли противостоящая нам сторона станет посылать беспилотники по маршруту следования своей разведгруппы. — Прапорщик говорил уверенно, вот только еще бы и противнику прислушаться к его словам!

«Но, как говорится, кто не рискует… уж где-где, а на учениях можно, — продолжил свои рассуждения Ефимов, уже не озвучивая их.