«Ладно, будем считать, что теперь охранение несет службу как положено, – решил про себя Ефимов. – Можно возвращаться к основной части группы и посмотреть, что там у нас с дневками».

Посыльный из штаба прибежал ближе к полудню. Сообщенная им новость порадовала. Обещанный было смотр мест базирования отменен.

— Саша, собирай фигурки и домики! — скомандовал Ефимов сидевшему на пеньке ефрейтору Зудову, имея в виду условные обозначения, выложенные на макете.

— А рейки куда? — Почесываясь, Сашка рассовывал элементы материальной базы по полиэтиленовым пакетам.

Ефимов задумался. С одной стороны, рейки еще могли пригодиться для следующего макета, с другой, когда это еще будет?

Прапорщик махнул рукой и приказал:

— Пусть здесь остаются.

— Есть! — Зудов довольно заулыбался, тащить рейки в лагерь ему не хотелось.

Ефимов взглянул на часы: двенадцать двадцать пять, через час обед. А в пятнадцать ноль-ноль намечался вывод групп. Пока вроде бы все шло по графику. Это радовало, но не утешало.

— Товарищ прапорщик, а мы действительно в район разведки на вертолетах выводиться будем?

— Говорят, — не стал отрицать Ефимов.

— Здорово! — Сашка радостно улыбался.

Ефимов хмыкнул и проговорил:

— А я вот не люблю летать. Укачивает, особенно последнее время. Как вспомню крайние прыжки с парашютом, так сразу тошно становится. Прыгали мы с «Ан-2». На моей памяти они прилетели к нам первый раз, а до того либо «восьмерки», либо «Ан-12». Я в первом борту. Так сказать, на мясо, ведь первый борт — он пристрелочный. Я, дурак, сам напросился. Как раз самое то, чтобы не спеша добраться обратно до взлетки и совершить второй прыжок. Сели, взлетели, Гад-пилот заложил вираж, мне поплохело. Самолет выровнялся, я поглядел в иллюминатор. Тут летчик помахал крылышками, и я поехал окончательно. В душе только одно желание — скорее выпрыгнуть, а до этого продержаться, не блевануть. Толчок, прыжок, выворачивающий внутренности, сводящее с ума головокружение, правая рука на кольце остается неподвижной, за общей хреноватостью не слышу щелчка прибора, но вот рывок основного купола, медленное падение с мольбой, чтобы скорее закончилось. Надо не забыть осмотреться, развернуться по ветру, поглядеть на землю. А внизу между участками снега блестящая водная гладь — лед! Опускаться на него не хочется, чревато. Эта мысль на какое-то время забивает все прочие проблемы, даже желание поблевать с высоты на фигурки солдатиков, дежурящих на площадке приземления. Тяну стропы управления, подруливая на снежный участок. Есть касание!.. Ноги легко пробивают снежную кашу и по коленки тонут в ледяной воде, покрывающей все поле вокруг. Даже не пытаясь удержаться, заваливаюсь на бок в снег. Парашют мягко опускается следом. Мне везет, ветра нет. Лежу, краем глаза замечаю бойца, бегущего ко мне по площадке приземления. Встаю, на предложение помощи машу рукой. Мол, все в норме. Ловлю себя на мысли, что, если чуть-чуть качнусь, тут же вывернет. Лицо обильно покрыто потом. Медленно, как в тумане, стараясь не делать резких движений, привычно завязываю стропы бесконечной петлей, отстегиваю запасной парашют, достаю и разворачиваю сумку, снимаю подвесную систему, забираю в карман бушлата стропорез, из ранца выдергиваю звено ручного раскрытия и укладываю на дно сумки, все остальное следует туда же. Закинув за плечо автомат, с трудом топаю к рядам парашютов, разложенных на бетонке. Тошнота постепенно отпускает. Увы, ожидание второго прыжка мучительно, стоит только взглянуть на садящийся или взлетающий «Ан-2», меня тут же начинает не на шутку мутить. Наконец бежим к борту. Летчик второго самолета младше, не так опытен. Наверное, поэтому и летим без выкрутасов.