|
– Рано еще, конечно, но мы должны уже сейчас работать в двух направлениях. Во‑первых, потому, что все вроде бы связывается, во‑вторых, потому, что ничего не связывается. Но за исходный пункт примем, что мы имеем дело с людьми, планирующими и совершающими поступки, на первый взгляд представляющиеся чистейшим безумием, но для них это никакое не безумие. Жертвы, пожары, ритуальные убийства. Я все думаю про эту Библию, куда кто‑то вписывал новые тексты. Легче всего заявить – это псих. Но, может быть, и не псих. Целенаправленный план, целеустремленные исполнители… Но при этом непостижимая, извращенная жестокость. Я, помимо всего прочего, твердо уверен, что надо спешить. Они словно бы нагнетают темп. Сейчас главное – найти Зебру. И поговорить с Анной Вестин.
Он повернулся к Линде. – Я попрошу тебя привести ее сюда. Для дружеского, но совершенно необходимого собеседования. Скажи, что мы все обеспокоены исчезновением Зебры. – А у кого малыш? Вопрос Анн‑Бритт Хёглунд был обращен к Линде. На этот раз никакого высокомерия в ее манере не было. – У соседки. Она иногда берет мальчика, если Зебре куда‑то надо. Курт Валландер припечатал ладонь к столу, давая понять, что совещание закончено. – Тургейр Лангоос, – сказал он, поднимаясь. – Поторопите коллег в Норвегии. А все остальные – на поиски Зебры. Она пошла с ним выпить кофе. За четверть часа они не сказали друг другу ни слова. Молчание прервал присевший к столу Свартман: – В Вестеросе нашли отпечатки пальцев, совпадающие с экслёвскими. Может оказаться, что и протекторы те же. То есть не в Вестеросе и Экслёве, а в Сёльвесборге и Треллеборге. Думаю, тебе это было бы интересно. – Вовсе нет. Я даже не знаю, о чем ты говоришь. Свартман выглядел совершенно несчастным. Линда хорошо знала, как невыносим отец, когда он в плохом настроении. – Динамит, – сказал Свартман. – Кражи динамита. – У меня сейчас нет времени. Что, больше некому этим заняться? – Я этим занимаюсь. Это не я, а ты сказал, что хочешь знать подробности. – Разве я так сказал? Не помню. Но теперь вижу – работа кипит. Свартман поднялся и ушел. – О чем он говорил? – Одно из дел. Похоже на организованные кражи динамита. Уже несколько месяцев прошло. В Швеции, по‑моему, никогда не воровали взрывчатку в таких масштабах. Вот и все. Они пошли в его кабинет. Минут через двадцать Мартинссон постучал и, не дожидаясь разрешения, распахнул дверь. Увидев Линду, он удивился: – Извини. – В чем дело? – Приехал Туре Магнуссон – слушать запись. Отец буквально спрыгнул со стула, схватил Линду за руку и потащил за собой. Туре Магнуссон почему‑то нервничал. Мартинссон пошел за лентой. Поскольку отцу позвонил Нюберг и немедленно начал свару по поводу какого‑то тормозного следа, который они прошляпили, Магнуссоном пришлось заниматься Линде. – Вы нашли этого норвежца? – Нет. – Не уверен, опознаю ли голос. – Никто этого и не требует. Мы можем только надеяться. Отец повесил трубку. Вернулся Мартинссон. Вид у него был озабоченный. – Запись должна быть здесь, – сказал он. – В архиве ее нет. – Никто ее не вернул? Так надо понимать? – раздраженно спросил Валландер. – Я не возвращал. Они начали искать на полке за магнитофонами. Отец сунул голову в дежурку. – Мы потеряли запись, – заревел. – Кто‑нибудь может помочь? К поискам присоединилась Анн‑Бритт. Но пленки не было. Валландер постепенно наливался кровью. |
