|
- А-а! Работа в яслях. - Это ясли-сад. Там не одни только малыши. - Тебе бы хотелось там работать? - Думаю, да. Ей, наверное, приходилось делать над собой усилие, чтобы так отвечать. - Из-за шестисот франков? - И из-за них тоже. Из-за всего. Я говорю себе, что мадам Лемарк, быть может, права... У него защемило сердце. Конечно, речь шла не о предательстве. Это слишком громко сказано. Но не выглядело ли это так, будто Бланш, не успев обосноваться тут, уже сбегает из их новой квартиры? Ведь это главным образом о ней думал он, покупая эту квартиру, ведь это ей надлежало проводить здесь свои дни. Ему хотелось поместить ее в светлую и веселую обстановку, предоставить ей максимум комфорта. На самом деле, с тех пор как помещения на площади Бастилии были модернизированы, он особенно невзлюбил улицу Фран-Буржуа, темный коридор, лавки, распространявшие крепкие запахи, лестницу, на которой каждого подстерегала опасность сломать себе шею, сомнительные обои... Она бросила на него быстрый взгляд. - Тебе это неприятно? - Да нет. Почему это должно быть мне неприятно? Как ты говоришь, мадам Лемарк, наверное, права. В качестве жены управляющего она, должно быть, одной из первых поселилась в Клерви. - Первой, она мне это говорила. Была зима. Из-за снега пришлось остановить работы, и замерзли трубы. Значит, обе женщины проболтали довольно долго. О чем еще они говорили? Мало-помалу, через несколько дней, это вылезет наружу. Он думал о скандинавской мебели. Стоило ли труда? И если ему так сильно ее хотелось, если ему не терпелось докончить разом со всем старьем, не было ли это нужно и прежде, всего ему самому? Они сделали круг, и теперь он смотрел в просвет между высокими домами на бледную зелень крошечных деревьев, на фасады; внизу, из-за тени, они делались бледно-серыми, тогда как последние этажи заходящее солнце окрашивало в розовый цвет. - Сходи туда завтра и посмотри, что это такое. - Все не так срочно. Мне еще нужно разложить кое-какие вещи. Она отступала, может, оттого, что не была уверена в себе, а может, чтобы угодить ему. - К чему тянуть? - пробормотал он, закуривая сигарету. Когда они без четверти девять вернулись домой, Алена в гостиной уже не было, телевизор не работал, не оказалось сына и на кухне, где он любил перекусывать, стоя возле холодильника. В его комнате, где он улегся в кровать, царил полумрак, а на столе были разбросаны книги и тетради. Обычно он ложился спать в девять, но случалось, на него вдруг нападала такая усталость, что он немедленно забирался в постель. Порой это являлось формой протеста, способом показать, что он надулся. - Все в порядке, сынок? Тот в ответ кивнул. - Спокойной ночи, Ален. - Спокойной ночи. Никогда не знаешь наперед! Эмилю бы так хотелось видеть их счастливыми! Он чувствовал себя их должником. Он взял на себя заботу о них. Бланш и Ален зависели от него. Их малейшее дурное настроение становилось критикой в его адрес, и если случится, что однажды их и в самом деле постигнет несчастье, то это явится его крахом. |
