Изменить размер шрифта - +
— А что, нет крови? У меня такая же группа. Можете взять.

— Да шей ты там! Понравилось быть героем. Не надо нам твоей крови. Работай. Каждый лезет  в герои, забывая про свою работу. Работай спокойно и не доводи дело до героизма.

Все улыбаются, потому что анестезиолог пародирует болтовню Игоря Ивановича на операциях. Почти то же самое он говорил на днях во время операции.

— Ну ладно, ладно. Распустились. Все что-то норовят. — Это заявление было не совсем понятно, по-видимому от смущения.

 

Ночью вновь упало давление.  Реаниматоры и хирурги долго возились и ходили вокруг Степанова, никак не могли решить происхождение этого ухудшения. После переливания крови улучшения не наступило. После полуторачасовых различных реанимационных мероприятий отсутствие эффекта дало право, а вернее, необходимость, а еще вернее, невозможность не идти на повторную операцию. Было  решено, что, по-видимому, у больного возникло вторичное кровотечение. Может, где-нибудь соскочила нитка с перевязанного сосуда, может, какая-нибудь рана осталась незамеченной во время первой операции. Ночью Игорь Иванович пошел на повторную операцию. Но в животе оказалось все хорошо. Это был вторичный шок. Не снимая со стола, прямо в операционной больному проводили все, что только умеют делать реаниматоры. «Скорая помощь» по требованию дежурных привезла из центра еще нужную группу крови, растворы, необходимые для столь отчаянной борьбы с шоком, которая сейчас проводилась. В борьбу за Степанова были включены уже дважды силы «Скорой помощи», силы больницы в течение почти суток, резервы Центральной станции переливания крови и ее запасники.

К утру состояние больного Степанова стало более надежным, о чем и доложил с торжеством на утренней конференции Игорь Иванович.

Но все-таки большая кровопотеря, большие поражения в животе, повторная операция, вторичный шок дали себя знать: Валерий Степанов наутро еще был очень тяжел.

Давление он держал. Но пульс был слишком частый. Язык влажный, хотя  при таких поражениях в животе можно было ожидать, что он будет сухой, как говорят в таких случаях врачи, «как щетка».

Вокруг Степанова собрались все доктора отделения.

— Ну, как дела, Валерий, больно?

— Ничего, ничего... Спасибо... Болит немного. Вот капельница эта, что в руку капает, — очень устал от нее.

— Надо потерпеть, Валерий. Что делать?

— Извините меня, пожалуйста,  я просто так. Надо так надо. Извиняюсь, конечно.

—Да ты не извиняйся. Все нормально. Потерпи денек-другой.

Потом доктора вышли и тревожно шептались:

—  Неадекватное у него поведение, возбуждение, эйфория какая-то. Извиняется не на месте. Может, у него перитонит начинается.

Но нет, перитонита не было. Больной Степанов просто необычно и непривычно для всех (и уж конечно для него, но этого доктора не знали) вел себя: извинялся, успокаивал врачей.

Потом пришел следователь. Но пока Степанову рано еще было, нельзя еще было вести переговоры со следователем.

Следователь рассказал в отделении все про Степанова и про тот конфликтный случай, который и привел его в больницу.

На четвертый день Игоря Ивановича вновь срочно вызвали в реанимационное отделение к Степанову. Он вскакивал с постели, кричал, его пришлось привязать.

Когда Игорь Иванович его увидел, Степанов, лежа на постели, как-то странно изогнулся и пытался сдуть что-то со своего плеча. Увидев Игоря Ивановича, он закричал:

— Прогоните их, прогоните!

— Кого? — глупо спросил доктор, хотя и без всякого ответа было ясно, что развивался алкогольный психоз, белая горячка со всеми классическими симптомами. Сказывалась вся водка, выпитая Валерием за прошлые годы.

— Вон же, вон же сколько их! Мыши, лягушки.

Быстрый переход