И вдруг я чувствую, что мне неохота идти к ней. Мне хочется пойти к ребятам. Ведь у них тоже у всех экзамены.
Да что же это? Почему я не хочу идти к ней?
Позвонил.
— Как сдала? — Отлично. Ты придешь?
— Ммм.
— Что-что? Не поняла.
(И я не понял).
— Приду.
— Ну я жду.
Я шел медленно и думал, думал. И додумался до того, какой я честный, порядочный. Я шел медленно и любовался собой. Своей честностью, своей порядочностью.
— Знаешь, Тань, я не люблю тебя.
— Что?!
— Я понял сегодня, что не люблю тебя.
— Что?!
— Я понял сегодня, что не люблю тебя.
— Не понимаю. К чему ты?
— Вот что-то не хотелось мне приходить сегодня. Значит, не люблю.
— Это вовсе не значит.
— Нет, если бы я любил, я хотел бы прийти к тебе. А я хотел к ребятам пойти,.
По-моему, она плакала. А может, нет. Я себя уже начинал с ужасом слушать.
— Нет. Это не любовь. Я решил честно тебе сказать. Раз не люблю — надо честно сказать. Иначе это будет обман.
— Принеси мне завтра мои фотографии и кинь их в ящик почтовый. И уходи. Быстрее, быстрее...
— Я решил, Тань, что так будет честнее. Ведь иначе я обманываю тебя.
— Уходи быстрее. Я очень прошу тебя.
— Честность — ведь это главное, правда, Тань? Ведь не должны же мы...
— Уходи, уходи, уходи быстрей.
Она говорила шепотом. Я встал и продолжал:
— Честность — ведь это главное. Правда, Тань? Мы ведь с тобой...
Я шел домой и любовался своей порядочностью. Что-то было еще в моем любовании.
Честность.
Ублюдочная честность. Какую подлую пулю я отлил из честности! Я использовал честность, как ростовщик вексель.
Фашист.
Поставил первую в моей жизни двойку.
А как я ее любил! Как я ее осторожно целовал!
Только вот мы часто ссорились. Из-за ребят.
Такие хорошие были ссоры...
Через несколько лет Таня подарила мне книгу и надпись сделала: «С благодарностью за полученный урок».
А урок-то в конечном счете мне, да только, может, уже поздно.
* * *
Я вспомнил все наши встречи, мы встречались после много раз. Я охотно с ней встречался, радостно, но невыносимо предстать пред ней в роли спасителя!
Невыносимо!
Насколько легче быть виноватым: тебя бьют, ты терпишь, тебе легче. И вдруг все поломалось...
Все сначала. Как спокойны были безликие, светские встречи! Были встречи, и никаких воспоминаний.
Так было легче.
А теперь все начинай сначала.
Я опять вспоминаю нашу встречу, когда мы думали, что можем отмечать двадцатилетний юбилей, кстати, я потом подсчитал: оказалось, что в тот год было лишь девятнадцать лет, но это неважно.
Сегодня наша первая ночь, проведенная вместе от начала и до конца.
А я помню, как мы встретились и расстались в последний раз перед сегодняшней ночью.
* * *
— Здравствуй, милый! Как я рада видеть тебя!
И я всегда рад ее видеть. Что бы она ни говорила.
—Ученый, ты жизнью доволен?
— Доволен.
— Ты доволен только собой или жизнью?
— Жизнью.
— А ты что-то меньше самодоволен, чем раньше. Какой большой стал! Или толстый?
— Как у тебя-то дела?
— Да все так же. Работаем. Мама уехала отдыхать. Мы на даче. А вы все теперь такие недоступные! Важные стали. Кого ни встретишь. Одно и то же. Все ученые, даже те, что не ученые. Я все Витьку встречаю. Я вас все равно всех люблю. |