Прошло только полминуты, как спрашивали.
Коля. Ну извини. Я уж думал, результат есть.
Борис Дмитриевич. Тебе быстрей результат. Ты пока подумай, поработай. Спортсмен.
Коля. Чего это вы, Борис Дмитриевич? Хочется результат знать конечный.
Борис Дмитриевич. Вот за это как раз... Подумай. Непонятно ничего. Непонятно отчего. Непонятно, что делать. Думай. А тебе результат да действия.
Коля пожал плечами и стал смотреть в окно. По молодости он не понял, что это якобы раздражение и сентенция — проявление растерянности, беспокойства и недоумения: «Что же делать?!»
Борис Дмитриевич. Как свертываемость?
Лаборантка. Пока не началось — пять минут.
Алла. А при чем тут спортсмен, Борис Дмитриевич? «Объединились, — зло подумал Борис Дмитриевич. — Стоит не так сказать, как уже все вместе». — И дальше вслух:
— А потому, что спортсмену интересны только результаты и победы, а путь к конечным результатам и победам неинтересен. Поэтому и спортсмен.
Коля опять молча пожал плечами.
Алла. Это мы уже слыхали: дорога́ не истина, а путь к ней.
Борис Дмитриевич. Ну и что. Послушай еще. Какая свертываемость?
Лаборантка. Никакой — восемь минут.
Борис Дмитриевич. Вот видите. Конечно, это свертываемость нарушена. А мы, как дураки, в живот полезли. — Он подошел к столу, приподнял салфетку на ране. — Конечно, и по краю раны немного сочится. Надо теплую кровь лить. Может, остановится.
Алла. Подождите еще немного. Мы перельем еще консервированной, аминокапронки. Посмотрим. Может, остановится. Подождите решать. Сколько минут? Началось, нет?
Лаборантка. Двенадцать минут. Нет свертываемости.
Борис Дмитриевич. Нет. Не надо ждать. Хуже не будет. А ждать будет хуже.
Алла. А что вы предлагаете? Где кровь взять?
Борис Дмитриевич. У меня. Первая и отрицательная.
Алла. Тогда давайте. Размойтесь пока, потом снова помоетесь. Девочки, приготовьте кровь брать.
Девочки приготовили. Борис Дмитриевич снял перчатки, закатал рукава халата, сел на стул рядом с больным.
Две сестры стали около. Одна взяла большую иглу, вколола ее в руку шефа, в вену. Полилась кровь. Набрала в шприц, передала другой, та ввела в вену больного. Затем еще. Так взяли десять шприцов.
Борис Дмитриевич. Ну как?
Лаборантка. Вроде бы начала свертываться. Размах стрелки поменьше. Но пока на этом уровне остается.
Борис Дмитриевич. Побегайте по отделениям. Может, у кого еще есть?
Алла. Да уж найдете, ждите! Один на больницу, и то хорошо.
Борис Дмитриевич снова помылся и опять подошел к больному.
Двадцать одна минута, а свертываемость так и не наступила.
Борис Дмитриевич. Ладно. Все равно надо зашивать. И пойдем искать доноров с такой кровью.
Они зашили рану. Больного пробудили от наркоза, вернули ему все его функции и перевезли опять в реанимацию.
В больнице среди дежурного персонала больше никого с резус-отрицательной группой не нашли.
Алла позвонила на телевидение:
— Вы не могли бы объявить по телевизору, что нам срочно нужна кровь, а то больной может умереть.
— Да вы что, девушка? Праздничный день, а мы будем передачи срывать, настроение людям портить. И кто будет днем смотреть телевизор! Впустую все.
— Подкупает логика.
— Что, что?
— Что же нам делать?
— Не знаю. Может быть, позвонить в военную комендатуру? Пришлют солдат. Им же легче найти. И мы им позвоним.
Алла позвонила в комендатуру:
— Товарищ дежурный... — Рассказывает ситуацию. — Можете помочь?
— Сейчас пришлю роту, а вы уж группу проверяйте сами. |