Этти взяла на себя руководство обеими проездками, провела тренировки и исхитрилась выкроить время, чтобы отправить в Бат скаковых лошадей в соответствии с заявкой. Вик Янг, который ездил с ними, потом ругался, что ученик, скакавший на Пулитцере вместо Алессандро, никуда не годился.

В полиции я рассказал все, что случилось в субботу утром, но ничего о том, что происходило до этого. Энсо недавно приехал в Англию, сказал я, и вбил себе в голову эту странную идею. У них не было причины не принять эту урезанную версию, и никто из свидетелей не добавил к ней ничего существенного.

В Жокейском клубе у меня состоялось длительное совещание с членами комитета и парой стюардов, задержавшихся специально после состязания на приз в две тысячи гиней, и меня тоже отпустили с миром.

После этого я попросил Маргарет оповестить всех вопрошающих владельцев, что я останусь в Роули-Лодж до конца сезона, а они, по желанию, могут оставить или забрать своих лошадей.

- Вы серьезно? - спросила она. - Действительно остаетесь?

- А разве есть другой выход? - сказал я. Но оба мы улыбались.

- Я поняла, что вам здесь нравится, еще в тот раз, когда вы наврали, что не можете найти замену, а сами отказали Джону Бредону.

Я не стал разочаровывать ее.

- Я рада, что вы остаетесь, - сказала Маргарет. - Наверное, это нелояльно по отношению к вашему отцу, ведь он только вчера умер, но я предпочитаю работать с вами.

Я был не столь деспотичен, вот и все. Маргарет успешно работала бы с кем угодно.

В три часа, перед уходом, она сказала, что никто из владельцев, звонивших сегодня, не намерен забирать лошадей, в том числе и банкир, владелец Архангела.

Когда она ушла, я написал своему адвокату в Лондон и попросил прислать обратно в Ньюмаркет пакет, который полагалось вскрыть в случае моей внезапной смерти.

После этого я проглотил пару таблеток кодеина, подождал, пока не утихла боль, и обошел вместе с Этти все денники.

Мы прошли мимо пустого денника Ланкета.

- Черт бы побрал этого Алекса, - сказала Этти, но без особого пыла.

Что прошло, то прошло. Завтрашние скачки - вот что имело значение. Завтра в Честере. Она говорила о планах на будущее. Она рассуждала четко, разумно и по-деловому. Переход от моего отца ко мне совершался постепенно, так что теперь не нужно было что-то резко корректировать.

Я оставил ее наблюдать за вечерней раздачей корма лошадям, как она обычно и делала, а сам направился к дому. Что-то заставило меня посмотреть на подъездную дорожку. Там неподвижно стоял Алессандро, полускрытый стволами деревьев. Такое впечатление, что половину дорожки он одолел, а дальше храбрости не хватило. Я не спеша пошел ему навстречу.

Переживания так состарили его, что сейчас он тянул скорее на сорок, чем на восемнадцать. Кожа да кости. Тусклые черные глаза. Надежды не заметно.

- Я пришел… - начал он, - мне нужны… я имею в виду, что вы сказали, вначале, что мне полагается половина денег, заработанных на скачках… они все еще… мои?

- Конечно.

Он сглотнул.

- Я прошу прощения за свой приход. Но мне надо было прийти. Чтобы спросить у вас о деньгах.

- Можешь получить сейчас, - сказал я. - Пошли в контору.

Я уж хотел повернуть обратно, но он не двинулся с места.

- Нет. Я… не могу.

- Я пришлю тебе деньги в «Форбери», - предложил я.

Он кивнул:

- Благодарю вас.

- Есть у тебя какие-то планы? - спросил я его. Тени на лице стали еще глубже.

- Нет.

Видно было простым глазом, как он собирает остатки былой решимости, чтобы задать мне вопрос. Вопрос, который терзал его:

- Когда меня уволят?

Нейл Гриффон точно был большой оригинал, как сказала Джилли.

- Тебя не собираются увольнять, - ответил я. - У меня был разговор в Жокейском клубе, сегодня утром.