Кстати, и сегодня я не собирался этим мирным принципам изменять.

Когда я прибыл, Цокин уже послушно дожидался меня у входа в проходную своего энергонадзора. На лице его было написано привычное почтение лейтенанта мафии к своему дону, чуть приглушенное легчайшим недовольством советского служащего, который привык покидать рабочее место никак не позднее звонка. Победил, разумеется, вышколенный мафиози. Цокин беспрекословно провел меня через проходную, а затем – сразу в свой кабинет. Точнее, это был никакой не кабинет, а маленький закуток, отгороженный шкафом, на котором были доверху навалены какие-то папки. За шкафом стояли стол, два стула и кривая вешалка на трех ногах. Окна цокинского закутка выходили на помойку (по крайней мере, выглядел заоконный ландшафт именно и только как помойка). На столе у Алексея стоял телефонный аппарат в окружении какого-то электрического хлама: обрезков провода, мотков изоляции и разнообразных – на мой взгляд, одинаково древних – тестеров. О тайной причастности Цокина к организованной преступности свидетельствовал только большой портрет, вырезанный из киножурнала и приляпанный к тыльной стороне шкафа. Во время первого же моего визита Цокин, надуваясь от гордости, поведал мне, что это сам Марлон Брандо в роли дона Корлеоне из фильма «Крестный отец». Угу, – сказал тогда я, чтобы не остудить пыл неофита. – Одобряю. Это наша классика… Знаменитого фильма сам я, впрочем, не видел, но, по крайней мере, мелодию оттуда своему лейтенанту снисходительно насвистел. Этого оказалось вполне достаточно для полного цокинского счастья…

Сегодня, однако, мне было не до «Крестного отца». Оказавшись в Лешином закутке, я поспешно сунул под нос Цокину свою руку, дождался, пока тот благоговейно поцелует перстень (этот идиотский ритуал приветствия мастер энергонадзора тоже нашел в фильме и стал истово такой процедуре следовать, вынуждая меня подыгрывать в меру моих творческих сил). После чего я быстро сказал:

– К делу. Раньше начнем – раньше выйдешь.

Цокин преданно захихикал и навострил уши. Конечно, бывшему сотруднику МУРа он едва бы счел нужным помогать, но ореол мафии для него был свят. Боже мой, с горечью подумал я, куда катится страна? Вслух же я произнес нечто другое:

– Мне нужна подробная схема электрокоммуникаций одного домишки. Это во-первых. А во-вторых… Ладно, неси сначала схему. – И я продиктовал Цокину адрес особняка на Щусева. В принципе, все эти схемы относились к числу секретных материалов, и у мэра, полагаю, схемы в обрамлении соответствующих грифов были запрятаны в надежные хранилища. В Мосэнергонадзоре те же самые схемы преспокойно лежали безо всяких грифов, потому любой работяга, отправляясь по срочному вызову, брал с собой любую из схем. Коллег у Цокина здесь было около сотни – значит, я ничуть не подставлял под удар своего помощника.

Алексей отправился за искомой схемой, но вскоре вернулся с пустыми руками.

– В чем дело? – недовольно осведомился я. Цокин растерянно пожал плечами.

– Нет нигде, – проговорил он. – Похоже, особнячок этот серьезный…

Я кивнул:

– Ну, и что сие означает?

Цокин помолчал, собираясь с мыслями.

– В последние три месяца, – признался наконец он, – начальник наш нервничать стал. Страхуется от всего. Схемы проводки на оборонных объектах, представьте, выдавать нам стал под расписку…

– Совсем спятил, – поддакнул я.