– Держи-и-и их! – кричал он мне, некрасиво разевая рот. – Они-и-и…

Для пассажиров «фиата» безоружный Гошка не представлял абсолютно никакой опасности, зато это была отличная цель. Как и я сам три секунды назад, Черник оказался в самом освещенном месте автостоянки. Я, не целясь, выстрелил по «фиату», чтобы отвлечь их внимание от идеальной мишени. Поздно. Ах, черт!

Тью-у-у! – пропела пуля, а затем «фиат», словно освободившись от тяжелого груза, резко набрал скорость. Я снова крутанулся волчком, моля всех святых, чтобы идиот Черник все-таки успел упасть на землю до последнего выстрела. Гоша лежал на асфальте метрах в пяти позади меня, лицом вниз, широко раскинув руки в стороны – как самолетик, совершивший вынужденную посадку. Он даже не пошевелился, когда я подбежал к нему, и я инстинктивно понял, что уже и не пошевелится. Великолепный светло-серый пиджак с блестками сбоку был забрызган чем-то красным. Гоша Черник был мертв. Очевидно, он умер еще на бегу, не успев опомниться, весь поглощенный азартом погони. Всю жизнь он писал о крутых парнях, которые стреляли от бедра и с легкостью уклонялись от пуль. Однако сам он в жизни никогда не умел стрелять и не пытался научиться. Выдумка была интереснее глупой реальности, а супермены из Гошиных книг – благороднее и красивее наших оперов с Петровки. Первый раз он сам почувствовал себя таким суперменом, охотником, преследующим убийц своего друга…

Я присел на корточки и перевернул тело на спину, почему-то уже догадываясь, что сейчас увижу. Маленькая красная вмятина во лбу. Точь-в-точь как у гранатометчика Феди Петрищева, погибшего возле моего дома. Я ощутил легкий озноб. Господи, быть не может! Какая тут, к дьяволу, связь?! Совпадение, совпадение. Все пулевые ранения в лоб выглядят почти одинаковыми. Вчера я узнал факт, настолько странный… – вспомнил я неожиданно слова Саблина и его бессмысленный вопрос о Достоевском… Я вскочил. Мистику – побоку! Сам Гоша Черник не простил бы мне, если бы я не попытался догнать этих типов, а уж потом будет время разобраться во всех странностях. Но не сейчас. Мой «мерседес» был рядом, на той же стоянке, и шанс все-таки перехватить этих подонков у меня существовал. Небольшой, но шанс. В конце концов, «фиат» в Москве – все-таки не «Жигули». Если очень постараться, среди стаи ворон можно найти желтого попугая… Правда, днем, мысленно поправил я себя, вскакивая на сиденье своей машины. Ночью все кошки серы. Ночью и вечером, как сейчас, даже канареечный желток выглядит просто светлым пятном, каких немало. В тени все выглядит похоже, преступники и герои, живые и мертвые, неопределенным сгустком без форм и очертаний.

К черту, сказал я сам себе. С такими мыслями лучше сразу отказаться от погони. И тогда, добавил я – тоже про себя – грош тебе цена, Яков Семенович Штерн. Заплесневелый выщербленный грош.

Мысленная оплеуха самому себе, как всегда, сработала. Я разозлился, врубил сразу третью скорость – чего уважающий себя водитель никогда бы не сделал. Мотор «мерседеса» оскорбленно взревел, а меня мгновенно вдавило в сиденье, словно космонавта при взлете. Машина с ревом проскочила в опасной близости от капота одного из правительственных лимузинов; вооруженный шофер-мордоворот что-то злобно крикнул, однако я уже был далеко и ничего не услышал. Кроме свиста ветра в открытом окне.

У птички Жанны Сергеевны «мерседес» был далеко не самой престижной модификации. По внешнему виду он здорово проигрывал популярной шестисотой модели, столь обожаемой столичными бизнесменами. Внутренняя отделка салона могла и вовсе показаться аскетической. Но меня это, естественно, сейчас интересовало в самую последнюю очередь. Главное сейчас была скорость. И как раз по скорости этот «мерседес» ничуть не уступал своим немецким собратьям, а итальянских коллег, вроде «фиата», даже и превосходил.