В конце концов, кто в ее жизни этот мальчишка Пронин? Сидит, стервец, жвачку жует, ни черта не боится. Другие на приговор приходят — поджилки трясутся, с собой сумку с вещами тащат — вдруг на нары сразу со скамьи подсудимых. А этот — сама видела в окно — на кабриолете прикатил! Уверен, что сейчас за руль сядет и в кабак рванет отмечать свое «условно».

А у нее, между прочим, тоже сын, постарше этого мальчишки, и кабриолет ему только во сне снится! Так что пусть уж младший Пронин поглядит, как обычные люди живут. Тем более что ни адвокат, ни папашка ей совсем ничего не предложили. И даже не намекнули. Она бы все равно не взяла, но обычай есть обычай.

— Заключить Пронина Александра Анатольевича под стражу в зале суда. Приговор может быть обжалован в суде высшей инстанции…

Младший Пронин подумал, что ослышался. Чуть не подавился жвачкой и уставился на мамашу с немым вопросом. Папахен ведь чесал, что бабосов отстегнул и все будет в шоколаде!

Госпожа Пронина протяжно ойкнула и испуганно перевела взгляд на мужа.

Пронин-старший медленно повернул голову в сторону сидящего рядом с сыном Овалова. Его взглядом можно было забивать гвозди. Вместо молотка. Или сносить старый дом.

У Овалова зачесались ступни ног. Еще бы, он был наслышан о том, как в суровые девяностые молодой тогда еще папаша Пронин по кличке Слепень собственноручно заливал в тазики цемент. И не в пустые тазики. А с глупыми головами. Он вообще мало походил на нормальных людей. Нормальные заливают ноги. И потом кидают приговоренного с моста в реку.

В памяти отчетливо пронеслась сцена их первой встречи.

Черный джип, увешанный зенитными прожекторами, был призван сразу наводить на мысли о серьезности намерений хозяина. Для особо сообразительных в кильватере следовал еще один джип — чуть меньшего размера. За ним — еще один. Когда маленькое стадо внедорожников остановилось рядом с машиной Овалова, и Слепень в сопровождении оруженосца Акулова (для близких просто Акула, а совсем близких — Зубастик) вышли из машины, Максу вдруг нестерпимо захотелось ударить по газам и испариться. Если бы Слава снова предложил не связываться, Овалов и спорить бы не стал. Но Слава не предложил.

— Здесь с горкой, — Слепень протянул Золотову объемный пакет с деньгами, — я очень на вас надеюсь.

— Конечно-конечно, Анатолий Сергеевич, все решим, — поспешил заверить Овалов, краем глаза наблюдая, как пакет переместился в портфель компаньона. Теперь отступать поздно.

— Вы понимаете — это мой единственный сын?

— Как не понять? — Неуклюже пошутил Овалов. — У нас тоже будут дети…

— Последнее теперь уже зависит не только от вас, — мрачно парировал шуткой Слепень. — До встречи.

— На что это он намекал? — осторожно поинтересовался у компаньона Золотов, едва стадо двинулось на разворот.

Всегда убедительный, как дельфийский оракул, на этот раз Овалов не смог убрать с чела тень растерянности.

— Ну как на что? Чтобы родить ребенка, нужна еще женщина, — предположил он.

— А я думаю — на другое.

Макс ничего не ответил, но мысленно с Золотовым согласился. Детородная функция обоих махинаторов находилась под угрозой.

Конечно, можно было действительно намекнуть судье, но беда в том, что никогда раньше он этого не делал. Да и процессы, в которых он участвовал, были в основном гражданскими, а не уголовными. И в случае проигрыша его подзащитного он возвращал тому деньги. Мол, извините, но судья не взял. Но пока ему везло, почти все тяжбы он выигрывал.

И теперь, по оглашении приговора, Макс вдруг осознал, что, возможно, на нем прекратится навсегда славный род Оваловых, берущий начало аж с петровских времен.