|
Даже мягкость Жерара раздражала его. Ему больше нравился неунывающий Чарльз, чье стремление оказаться в какой-нибудь опасной ситуации заставило Ротерхэма заявить, что никогда в жизни он не позволит ему оставаться в его поместье; однако как только Чарльз перерос свое склонное к разрушительству младенчество, опекун сразу же приказал держать двери для него открытыми и взял его под свое крыло. Чарльз вызывал у него приступы гнева, но не презрения. Только что этого дьяволенка строго наказывали за то, что он подстроил идиотскую ловушку дворецкому, в результате которой была побита масса посуды, как полчаса спустя Чарльз врывался в комнату и заявлял, что только что стрелой, выпущенной из лука, подбил одного из павлинов. Чарли не находил ничего устрашающего во взгляде Ротерхэма, от которого его старшего брата начинало трясти; когда же ему начинали угрожать страшными наказаниями, мальчик лишь улыбался. Он был ужасно невезучим, безумно упрямым и совершенно не склонным уважать какие бы то ни было запреты. Ну а так как все эти хулиганские поступки обязательно вызывали очередной приступ гнева у опекуна, то ни Жерар, ни миссис Монкслей не могли понять, как это Чарли совершенно не боится Ротерхэма и не впадает в уныние.
— Кузен Ротерхэм любит таких людей, которые в состоянии ему противостоять, — говорил Чарльз. — Хотя он умеет настоять на своем. Однако сегодня Ротерхэм был вовсе не склонен проявлять терпимость, с горечью подумал Жерар, не в состоянии понять той пропасти, которая отделяла его тщательно отрепетированную сцену неповиновения от природной отваги. Опекун впал в такой гнев, что несколько минут подряд Жерара буквально трясло от ругательств, непрерывным потоком срывавшихся с его губ. Жерару было совершенно не стыдно за свой поступок, но казалось, его вызов абсолютно не произвел впечатления на Ротерхэма. Юноша был зол, напуган, глубоко потрясен. Но по мере того как расстояние между ним и Клейкроссом увеличивалось, нормальное настроение его восстанавливалось, он перестал дрожать от сознания того, что посмел выразить неповиновение Ротерхэму, и начал обдумывать, каков будет результат подобного поведения. В конце концов Жерар решил, что вышел из этой ситуации вполне благополучно. Но от мысли, что он дал достойный отпор Ротерхэму, был один шаг до того, чтобы проникнуться уверенностью, что именно так он и сделал, потому ко времени прибытия в Бат юный Жерар Монкслей убедил себя, что сегодня он преподнес своему опекуну достойный урок. Гостиницу Жерар выбрал в самом скромном районе города и расположился там с твердым намерением узнать адрес Эмили. Но прошло два дня, прежде чем он увидел ее входящей в Памп Рум вместе со своей бабушкой и лишь тогда наконец сумел приблизиться к ней. Задача обнаружить дом леди, чье имя он не знал, оказалась чрезвычайно сложной. Эмили была очень удивлена встречей и оказала ему искренний и теплый прием. Жерар был для нее милым молодым человеком с приятными манерами, воплощением элегантности и обаяния. Он демонстрировал свою любовь к Эмили очень робко, и страсть его была выражена с таким почтением, что не вызвала ни малейшей тревоги у хорошенькой девушки. Во время пребывания в Лондоне Жерар Монкслей оказывал ей постоянные знаки внимания, именно с ним она начала впервые флиртовать. Эмили не слишком глубоко задумывалась над их отношениями и поэтому воспринимала его признания не более серьезно, чем свои собственные. Эмили помнила, что в течение недели ощущала себя весьма неважно, оттого что мама запретила им видеться, но в конце концов она оправилась от постигшего ее разочарования. И вскоре в толпе Пинксов, Тьюлипсов, Бо, Хай Стиклеров, с которыми она познакомилась, она забыла имя Жерар. Однако девушке было приятно увидеть своего элегантного поклонника вновь, и она сразу же представила его бабушке. Встреча с миссис Флор оказалась для Жерара Монкслея шоком, потому что, хотя мама часто говорила о леди Лэйлхэм как о вульгарной особе, он мало обращал на это внимания. |
