Изменить размер шрифта - +
О войне не говорили почти до конца ужина. Только за десертом эта неизбежная тема наконец возникла. К этому времени уже были съедены икра, жареная утка, нежнейшая лососина и прочие деликатесы. После такого роскошного ужина все настроились благодушно, и мысль о войне уже не казалась столь ужасной. Спор возник только тогда, когда Рузвельт, как он всегда это делал, стал настаивать, что ни в Европе, ни в Штатах повода для страха нет.

– Это несерьезно! – упорствовал британский посол, все более распаляясь. – Ради Бога, ведь даже вы здесь, в Штатах, готовитесь к войне. Вы осваиваете новые морские торговые пути, у вас заметно оживление в промышленности, особенно в производстве стали. – Англичанин хорошо знал, что Рузвельт далеко не глуп и прекрасно видит все происходящее, но вынужден скрывать это даже в кругу близких друзей.

– В такой подготовке нет ничего дурного, – настаивал Рузвельт. – Это даже полезно для страны. Но нельзя же относиться к возможному как к неизбежному.

– О да, вы можете себе это позволить, – нахмурившись, заметил британский посол. – Но все равно знаете, что происходит, не хуже меня. Гитлер сумасшедший. Вот он скажет вам. – Линдсей указал на Армана, тот кивнул. Здесь, в кругу близких знакомых, его взгляды были хорошо известны.

– Что слышно в Париже? – Все повернулись к Арману. Тот заговорил, взвешивая каждое слово.

– То, что я увидел там в апреле, очень обманчиво. Все притворяются, делают вид, будто не понимают, что грядет. Я надеюсь только на то, что война грянет не слишком скоро. – Он ласково взглянул на жену. – Если что‑то случится, мне придется отправить Лиану обратно. Но важнее другое. – Он перевел взгляд с жены на остальных. – Война в Европе станет трагедией и для Франции, и для всех нас. – Арман взглянул на сэра Линдсея, и их глаза встретились. Этих людей объединяло то, что оба они хорошо понимали, какие испытания ждут их страны в случае нападения Гитлера.

За столом воцарилось молчание. Элеонора встала, как бы подавая знак дамам, что джентльменам пора заняться их бренди и сигарами. Кофе дамам будет подан в соседней комнате.

Лиана медленно поднялась. Это всегда был самый неприятный для нее момент ужина. Ей всегда казалось, что она не услышит главного, что, оставшись одни, мужчины перейдут к об; суждению самых злободневных проблем. По дороге домой она спросила Армана, не пропустила ли она чего‑то интересного.

– Ровным счетом ничего. Такие разговоры сейчас можно услышать повсюду. Рузвельт стоял на своем, англичане – на своем. Когда мы вставали из‑за стола, Томпсон мне шепнул, что он уверен – не пройдет и года, как Рузвельт вступит в войну, если она начнется. Кстати, это полезно и для экономики, ведь войны всегда оживляют производство. – Лиана нахмурилась, однако она достаточно хорошо разбиралась в экономике, прожив столько лет с отцом, и понимала, что это действительно так. – Как бы там ни было, скоро мы окажемся дома и увидим своими глазами, что там происходит. – Оставшуюся часть пути он молчал, погруженный в свои мысли, а Лиана вспомнила свое теплое прощание с Элеонорой.

– Вы должны писать мне, дорогая…

– Обязательно, – обещала Лиана.

– Благослови вас Бог. – Ее высокий голос дрогнул, на глаза навернулись слезы. Она любила Лиану и ясно сознавала, что, прежде чем они снова увидятся, им всем предстоит немало пережить.

– И вас так же.

Женщины обнялись, и Лиана исчезла в «ситроене», который быстро преодолел короткий путь до посольства, пока еще служившего им домом. Шофер проводил Лиану и Армана до входной двери. Кивнув на прощание двум дежурившим у входа охранникам, они прошли в свои апартаменты, где, казалось, царила полная тишина.

Быстрый переход