|
Мать Хил уже давно потеряла надежду повлиять на дочь, да и сам Ник, кажется, тоже. Она была тем, чем была – яркой, красивой женщиной с острым умом, который она растрачивала понапрасну, с чувством юмора, делавшим такими приятными те редкие случаи, когда они о чем‑то разговаривали. Теперь большую часть времени они ссорились или просто не замечали друг друга. Несколько раз он думал о разводе, которого при желании было нетрудно добиться, но тогда Хиллари получила бы все права на Джонни. Судьи почти всегда решают подобные дела в пользу матери, если только она не профессиональная проститутка или наркоманка Ради сына Ник решил терпеть сколько сможет жизнь под одной крышей с Хиллари, хотя последнее время ему все чаще казалось, что терпению приходит конец.
И все же у него теплилась слабая надежда, что поездка в Париж немного развлечет ее и она какое‑то время станет вести себя прилично. Но начало путешествия не обещало ничего хорошего. Он знал, что ее связь с Райаном закончилась после Рождества, но подозревал, что начинается какое‑то новое увлечение. Когда на горизонте появлялся кто‑то новый, Хил становилась особенно резкой и беспокойной, как скаковая лошадь, запертая в стойле. Ник знал, что пытаться остановить ее бесполезно. До тех пор пока она благоразумно старается скрывать свои связи, он будет жить с ней; к тому же в последнее время она стала теплее относиться к сыну. Конечно, Ник позаботился о том, чтобы у Джонни появились добрые, любящие гувернантки, он и сам обожает сына, и никогда не согласится на развод, на жизнь без ребенка, которого так любит. Джонни для Ника – центр вселенной, и, если ради того, чтобы жить вместе с ним, приходится мириться с Хиллари, с ее изменами и дурным характером, что ж, он готов платить и такую цену. Ник взглянул на жену, сидевшую у туалетного столика. Она водила расческой по своим блестящим волосам и одновременно потягивала виски с содовой, как будто дразнила его. Вдруг он заметил, что из‑под белого атласного халата выглядывает черное шелковое платье. – Куда‑нибудь собираешься, Хил? – Он говорил спокойно, только в глазах вспыхнули зеленые огоньки. Она колебалась только одно мгновение. Ее ноздри раздулись, как у породистой лошади, приготовившейся к скачкам. – Собственно говоря, да. Сегодня вечер у Бойнтонов. – Это любопытно, – иронически улыбнулся он, слишком хорошо ее зная, – что‑то я не видел приглашения. – Забыла показать. – Неважно. Он пошел к двери, она повернулась на стуле и тихо спросила: – Ты хочешь пойти, Ник? Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. Очень может быть, сегодня действительно вечер у Бойнтонов. Но он так редко ходит на вечера. Когда они идут куда‑то вместе, Хил обычно в укромном уголке флиртует с кем‑нибудь из своих старых или новых знакомых. – Нет, спасибо, я принес домой работу. Она повернулась к нему спиной. – Тогда не говори, что я тебе не сообщала. – Не скажу. Он остановился в дверях, глядя, как она потягивает виски. – Передай им мои наилучшие пожелания и постарайся вернуться пораньше – Она кивнула. – И потом, Хил… – Он колебался. – Да, Ник? Он решил идти напролом. – Постарайся не оставлять после себя пепелище. Что бы там ни замышляла, детка, помни, через два дня мы сядем на пароход. Так или, иначе, но ты едешь со мной. – Что это значит? – Она встала и повернулась к нему. – Это значит, что сколько бы разбитых сердец ты ни оставила здесь, ты поедешь. Ты моя жена, как бы тебе ни хотелось забыть об этом. – Я помню, – с горечью сказала она. Больше всего ее раздражало то, что он такой добрый. Это заставляло ее чувствовать себя виноватой перед ним, а она не хотела быть виноватой. |
