Ну вот. Понемногу я стал приходить в себя, и крылья постепенно отрастали — сперва это были такие огромные безобразные голые штуковины, но потом они стали еще хуже, потому что начали прорастать перья, и крылья покрылись отвратительными пупырышками, похожими на прыщи. Но перья понемногу выросли, и я стал ощущать в крыльях мускулы; теперь я уже мог встряхивать ими и немного их приподнимать… и у меня больше не было температуры, а может, я просто привык все время жить с температурой, не знаю… Но я уже мог встать и пройтись, чувствуя, каким странно легким стало мое тело, словно притяжение земли было мне нипочем, несмотря на вес этих огромных крыльев, что волочились сзади по земле — поднять-то я их пока еще не мог.

Да, пока что я был привязан к земле. Хоть тело мое и казалось мне легким, но я очень быстро уставал даже после короткой прогулки, и у меня сразу начинали от усталости дрожать колени. Когда-то я неплохо прыгал в длину, но теперь не мог даже от земли обе ноги одновременно оторвать.

Чувствовал я себя, конечно, гораздо лучше, но меня страшно раздражала эта дурацкая слабость; мне казалось, что я так и останусь навек прикованным к дому. Затем однажды к нам залетел один флаер из верхней части города. Взрослые флаеры стараются приглядывать за ребятами, с которыми происходит перемена. Услышав обо мне, этот флаер пару раз заглядывал к нам, чтобы подбодрить мою мать и убедиться, что у меня все идет как надо. Я был очень ему благодарен за это. Он навещал меня, подолгу со мной беседовал, показывал упражнения, которые мне нужно делать. И я делал их каждый день — часами. А что мне еще оставалось? Раньше я любил читать, но это отчего-то теперь совершенно меня не привлекало. Я любил ходить в театр, но для этого пока еще недостаточно окреп. И кроме того, я понимал, что в театре просто нет мест для людей с несвязанными крыльями. С нормальными крыльями человек занимает столько места, что вокруг всегда поднимается суматоха. Я раньше в школе очень хорошо успевал по математике, но теперь больше не мог ни одной задачки решить, ни на одной математической проблеме сосредоточиться. Видимо, и математика тоже осталась в прошлом. В общем, остались только те упражнения, которым научил меня знакомый флаер. Вот я их и делал. Все время.

Упражнения помогали. Места у нас, правда, не хватало, даже в гостиной, и я не мог как следует делать упражнения на растяжку, но все равно делал — уж как получалось. Сил у меня явно прибавилось. Я наконец стал чувствовать эти крылья как свои собственные. Как часть меня самого. А может, это я был их частью?

И вот однажды я не выдержал: я больше не мог сидеть взаперти! Тринадцать месяцев я провел в нашей крохотной квартире, причем большую часть времени — в одной-единственной комнатке, тринадцать месяцев! Мама была на работе. Я стал спускаться вниз, прошел первые десять ступенек и поднял крылья. Лестница была ужасно узкой, но я все же сумел приподнять их, шагнул и… пролетел над последними шестью ступеньками. Во всяком случае, я думаю, что пролетел. И довольно сильно ударился, потому что внизу колени у меня подогнулись, но все-таки я не упал. Это, конечно, еще не было полетом, но это и не было падением.

Я вышел наружу. Воздух был чудесным. Мне казалось, что я целый год вообще не дышал нормальным воздухом. А может, и всю жизнь не знал, что такое воздух. Даже на этой узкой улице, с нависавшими над нею домами, я сразу почувствовал ветер, увидел над собой небо, а не потолок. Небо, ветер… Я пошел по улице. Я ничего заранее не планировал. Мне просто хотелось выбраться из лабиринта узких улочек и переулков на какое-нибудь открытое пространство — на площадь, в сквер или в парк — где больше неба над головой.