|
- Что же ты с нами не поздороваешься? - сказала Сильвия. - Я твоя двоюродная сестра, а вот твой двоюродный брат. - Кушать хочешь? - обратился к Пьеретте Рогрон. - Когда же ты выехала из Нанта? - спросила Сильвия. - Она немая, - сказал Рогрон. - У нее, бедняжки, и одежи-то совсем нет! - воскликнула толстая Адель, развернув небольшой узел, увязанный в платок старика Лоррена. - Поцелуй же своего двоюродного брата! - сказала Сильвия. Пьеретта поцеловала Рогрона, - Поцелуй же свою двоюродную сестру! - сказал Рогрон. Пьеретта поцеловала Сильвию. - Девочку совсем разморило дорогой. Ей, верно, нужно отоспаться, - сказала Адель. Пьеретта почувствовала вдруг к обоим своим родственникам непобедимое отвращение - чувство, которого до той поры еще никогда и ни к кому не испытывала. Сильвия со служанкой пошли укладывать бретоночку спать в ту самую комнату третьего этажа, где Бриго заметил белые коленкоровые занавески. Там стояла узкая, как в пансионе, кровать с коленкоровым пологом и деревянной колонкой, окрашенной в голубой цвет, ореховый комод без мраморной доски, небольшой ореховый стол, простой ночной столик без дверцы, три убогих стула и висело зеркало. Стены мансарды оклеены были дешевенькими голубыми обоями в черных цветочках. Пол был выложен крашеными и навощенными плитками - от него так несло холодом, что стыли ноги. Ковра не было, если не считать плетеного тряпичного половичка у кровати. Простой мраморный камин украшен был зеркалом, двумя позолоченными медными подсвечниками и грубой алебастровой вазой с ручками в виде голубков, красовавшейся некогда в комнате Сильвии в Париже. - Удобно ли тебе здесь будет, детка? - спросила Сильвия. - О! Тут так красиво! - серебристым голоском ответила девочка. - Ну, она не больно прихотлива, - проворчала себе под нос толстая служанка. - Положить ей грелку в постель? - спросила она. - Да, - сказала Сильвия, - простыни могли отсыреть. Вместе с грелкой Адель принесла и свою косынку; Пьеретта, привыкшая спать на простынях из грубого бретонского холста, удивилась тонкости и мягкости простынь из бумажной ткани. Когда девочку уложили спать, Адель, не утерпев, сказала, спускаясь по лестнице: “Все ее пожитки, мадемуазель, и трех франков не стоят”. С тех пор как Сильвия перешла на систему строгой экономии, она, чтобы не тратить лишнего на освещение и топливо, оставляла свою служанку в столовой, - лишь когда являлись Вина и полковник Гуро, Адель уходила на кухню. Приезд Пьеретты дал пищу для разговоров на весь вечер. - Придется завтра же купить ей все необходимое, - сказала Сильвия. - У нее ровно ничего нет. - У нее одна только пара башмаков - та, что на ногах, да и весят они чуть ли не по десять фунтов каждый, - сказала Адель. - Так уж принято в их краях, - объявил Рогрон. - Как она осматривала свею комнату! А ведь двоюродная сестрица таких людей, как вы, мадемуазель, могла бы жить в комнате и получше. - Ладно, помалкивайте, - сказала Сильвия, - вы же видели, что девочка от нее в восторге. - Боже, какие сорочки, они, небось, ей всю кожу ободрали! Все это никуда не годится, - заявила Адель, разобрав узелок Пьеретты. Хозяин, хозяйка и служанка до десяти часов вечера обсуждали, какой коленкор и по какой цене купить яд сорочки, сколько потребуется пар чулок, из какой ткани и сколько шить нижних юбок, и подсчитывали, во что обойдется весь гардероб Пьеретты. |
