Помимо этого «Правила…» 1929 г. предписывали порядок сохранения органов и взятия из тел умерших материалов для анатомического, патологоанатомического, микроскопического, бактериологического и биологического исследований. Описывались необходимый инструментарий и формальные требования по оформлению протокола вскрытия. «Правилами…» предусматривалась разбивка заключения эксперта на три части: вводную (с кратким изложением обстоятельств дела), описательную (состоявшую из двух частей — «наружный осмотр» и «внутренний осмотр») и заключение. Вторая часть подписывалась экспертом, представителем органов следствия или дознания (т. е. заказчиком экспертизы) и понятыми, а вот третья — заключение — только экспертом, поскольку именно эксперт принимал на себя ответственность за выводы, сделанные по результатам вскрытия. В общем, все вроде бы логично и однозначно.

Рассмотрев внимательнее акты судебно-медицинских экспертиз, составленные Возрожденным по делу погибшей группы Игоря Дятлова, мы почти сразу начнем натыкаться на чисто формальные нарушения. Так, например, акты СМЭ последней четверки туристов, чьи тела оказались найдены в овраге, не подписаны понятыми. Уже одно это позволяет с полным основанием счесть их юридически ничтожными.

Согласно «Правилам…» 1929 г. внутренний осмотр трупа следовало начинать с той полости, в которой, по данным внешнего осмотра, наблюдалась наибольшая локализация телесных повреждений. Если внешний осмотр не позволял сделать однозначный вывод о подобной локализации, то судмедэксперту предписывалось начинать осмотр с брюшной полости. Вскрытием головы внутренний осмотр заканчивался. Возрожденный во всех девяти случаях вскрытия тел погибших туристов поступал в точности наоборот — он начинал внутренний осмотр именно с головы. В чем причина подобного изменения последовательности, понять невозможно. С одной стороны, мы видим чисто формальное нарушение, никак не влияющее на содержательную часть экспертизы в целом, но с другой — это нарушение далеко не единственное. А сие много хуже!

«Правила…» требовали, чтобы судмедэксперт в акте экспертизы по крайней мере трижды фиксировал запах — при вскрытии брюшной полости, груди и черепа. Запах важен, поскольку позволяет судить о возможной токсикации организма (алкоголем или иными химикатами). Возрожденный это требование если и не игнорировал вчистую, то выполнял, скажем так, эпизодически. Например, при вскрытии тела Игоря Дятлова судмедэксперт отметил, что «обонянием от содержимого желудка ощущался кислый запах», но это как раз то исключение, которое только подтверждает правило. Возможно, Борис Алексеевич считал, что незачем отмечать то, чего нет, но в этом он был совершенно не прав. Требование «Правил…» родилось отнюдь не на пустом месте. Наличие или отсутствие специфического запаха необходимо было зафиксировать именно для исключения любой двусмысленности, которая могла возникнуть в ходе дальнейшего продвижения расследования. В типовых актах судебно-медицинского вскрытия, которые разбирались в учебных заведениях как образцовые, даже употреблялась стандартная формулировка: «По вскрытии (брюшной, грудной) полости особого запаха не ощущается». Как видим, товарищ Возрожденный просто-напросто игнорировал указанное требование руководящего документа.

Недвусмысленны и категоричны были требования «Правил судебно-медицинского исследования трупов» относительно осмотра кожных покровов умерших. Фиксированию подлежали все детали, способные облегчить идентификацию тела (даже в тех случаях, когда труп был успешно опознан). К таковым относились крупные родинки, шрамы и, разумеется, татуировки. Последние были особенно важны ввиду индивидуальности как отдельных татуировок, так и их комбинаций. Эксперту надлежало точно указать локализацию каждой татуировки, протяженность рисунка и его содержание.