|
Обратите внимание на то, что грунт, взятый из-под тела Александра Колеватова, не был радиоактивным, что полностью отметает всякие домыслы о «попадании радиоактивности из ручья». Опираясь на это наблюдение, мы можем с абсолютной уверенностью утверждать, что ни дно оврага, ни талый ручей, протекавший там, радиоактивными не являлись.
Фотографии подлинника радиологической экспертизы (продолжение) организме изотопов. Это означало, что Дубинина, Золотарев, Колеватов и Тибо-Бриньоль не пили зараженную воду и не вдыхали радиоактивную пыль — в общем, не получали внутрь радиацию ни в каком виде. Кроме того, не оказалось радиоактивных элементов и в грунте из ручья — его тоже проверили, предусмотрительно взяв пробу из-под трупа, обозначенного № 1 (под этим номером фигурировало тело Александра Колеватова). А вот на трех предметах одежды оказались найдены следы радиоактивного заражения. Хотя их владельцы были пронумерованы и в акте экспертизы не назывались по именам (так и указывалось: «шаровары от № (такого-то)», «свитер коричневый от № (эдакого)»), известно, что эта нумерация совпадает с нумерацией в уголовном деле актов судебно-медицинских экспертиз тел, найденных в овраге. Другими словами, под № 1 в тексте физико-технической экспертизы фигурирует Колеватов, под № 2 — Золотарев, под № 3 — Тибо-Бриньоль, и под № 4 — Дубинина. Радиоактивность на упомянутых трех предметах одежды была локальной, т. е. очаговой, и группировалась на отдельных фрагментах. Площади «пиковой» интенсивности излучения в каждом случае были невелики — не более 100 кв. см ткани. Для свитера, обнаруженного на теле Людмилы Дубининой, Справка, расшифровывающая акт экспертизы максимальная активность участка площадью 75 см<sup>2</sup> составила 9900 распадов в минуту (165 Бк), для куска ткани нижней части шаровар Колеватова площадью 55 см<sup>2</sup> — 5000 расп. /мин. (83 Бк), а для фрагмента пояса его же свитера площадью в 70 см<sup>2</sup> — 5600 расп. /мин. (93 Бк). После их помещения в проточную воду на 3 часа произошло заметное снижение радиоактивного фона (на 30–60 %). Это означало, что радиоактивны были не сами нити, пошедшие на изготовление свитеров и штанов, а осевшая на них пыль, которая смылась водой. Какой именно изотоп (или смесь изотопов) послужил источником излучения, неизвестно. Лабораторный датчик фиксировал бета-излучение, являвшееся следствием распадов атомов; альфа- и гамма-излучения обнаружены не были. Насколько велики зафиксированные излучения и какую опасность они представляли для владельцев одежды? В принципе, обнаруженная активность была совсем не велика и не опасна. Это если на первый взгляд. Однако не надо думать, что одежда с почти 10 тысячами бета-распадов в минуту — это норма. Или, по крайней мере, пустяк, который можно запросто проигнорировать. Подразделение радиологического контроля комбината № 817, где трудился Георгий Кривонищенко, регулярно проводило мониторинг радиоактивности в цехе № 1 химико-металлургического завода, того самого, в котором из растворов, поступавших с радиохимического производства, восстанавливали и очищали оружейный плутоний. Сейчас материалы этого мониторинга частично открыты общественности, и мы знаем, какова была радиоактивная загрязненность поверхностей и оборудования в данном цехе в 1950-х гг. Он, кстати, считался специалистами самым «грязным» не только среди производственных помещений комбината № 817, но и среди всех объектов атомной отрасли Советского Союза. Так вот, в 1956 г. в этом цехе на площади 150 кв. см фиксировалось в среднем 3600 альфа- и бета-распадов в минуту, в 1958 г. — уже 6500, а в 1959 г. — 1300 распадов. Но ведь никому не придет в голову сказать, что цех по восстановлению металлического плутония — это чистое производство! И далеко не каждый согласится пойти туда работать, утешая себя мыслью, что радиоактивный фон там выше естественного «всего-то» в 3–5 раз… Тем более что естественный радиационный фон является «композитным», т. |
