Работая с досье де Гарсиа, которое составил Интерпол, Картрайт обратил внимание, что о пребывании Испанца в Пакистане там не сказано. Его контакты с Байтом, на чье имя имелось отдельное досье, также не были зафиксированы. Кто-то оберегал подопечных международной полиции от ее слишком горячих забот.

Мирамшах полностью оправдывал название дыры, которым его наградил Смайлс. К тому же это была дыра, проклятая миром и отданная богу войны. Обычный крупный восточный кишлак лежал на тракте, который вел через границу к афганскому Хосту. Именно это обусловило возникновение здесь огромного военного флюса. По улицам в одиночку и группами бродили босые и обутые бородачи и безусые юнцы — бебрито, вооруженные самыми современными автоматами, с гранатами на поясах. Когда машина делала поворот, Каррингтон заметил через открытую калитку усадьбы стоявшую во дворе ржавую горную пушку. У мечети толпились солдаты в пакистанской форме.

Уоррент-офицер Игнасио Эрнандес, предупрежденный из Пешавара заранее, встретил Картрайта на контрольно-пропускном пункте базы, Картрайт с интересом взглянул на человека, на работу с которым он возлагал особые надежды. Невысокий, все еще подтянутый, но явно расположенный к полноте брюнет с красивым женственным лицом оперного тенора, казался встревоженным.

— Трудный день, мистер Эрнандес? — спросил Картрайт.

— Да, сэр. Дел здесь, скажу прямо, немало.

— Мне жаль вас, но мой приезд не принесет вам облегчения. Наоборот, я постараюсь поддать жару, чтобы вы здесь не забывали о том, что Америка вас тоже не забывает.

— Воспринимаю это как шутку, сэр, — улыбнулся Эрнандес.

— Напротив, это все очень серьезно. Где мы можем уединиться?

Они прошли в офис, где у Эрнандеса оказался свой небольшой, но довольно уютный кабинет с кондиционером.

— Тут можно говорить открыто? — спросил Картрайт, оглядевшись.

Эрнандес пожал плечами.

— Я уверен, что наши друзья прислушиваются ко всему, о чем мы говорим. Однако внимания не обращаю. Мне нечего скрывать от них, мистер Мидлтон. У нас общее дело.

— Прекрасно! — усмехнулся Картрайт. — Поскольку будут затронуты факты, касающиеся ваших личных дел, мне кажется, не стоило бы их доверять чужим ушам.

— Тогда я включу радио, — согласился Эрнандес. — И дам звук погромче.

Они сели.

— Что вам с дороги? — спросил уоррент-офицер. — Кофе? Тоник? Сок?

— Лучше апельсиновый, — сказал Картрайт. — И холодный.

Тут же, не вставая, Эрнандес протянул руку к рефрижератору, достал банку и поставил ее перед гостем.

— Пожалуйста, сэр. И я вас слушаю.

— Не торопите, мистер Эрнандес, свое беспокойство, — ответил Картрайт. — Наш разговор нарушит ваше душевное равновесие надолго. Потому подышите спокойно в последние минуты и наберитесь мужества.

— Вы меня зря пугаете, сэр, — бросил Эрнандес высокомерно. — Я здесь делаю дело, которое мне поручили. Делаю его в меру сил и знаний. Делаю его честно и ничего не боюсь!

— Браво! — сказал Картрайт. Он открыл банку, налил в стакан сок, с видом знатока посмотрел его на просвет, выпил два глотка. — У меня нет желания и нужды пугать вас…

Картрайт поставил стакан на стол, обхватил его и стал согревать в ладонях.

— Простите, может, я не так…

— Да, именно не так.