|
.. К полудню от колючих поцелуев рука распухла, императрица уже нетвердо на ногах держалась. Все черпала да черпала из бочек, пока спьяна не утопила ковшик: увели ее, спать уложили. Шведский граф Горн спрашивал у Елизаветы при свидании: - Стокгольм обеспокоен: противу кого собираете войска? - Исполните обязанность свою, - отвечала Елизавета, - и успокойте двор своего короля: никаких видов на Швецию мы не имеем. Нам другие сверчки в уши верещат - не ваши сверчки! Горн поспешил успокоить своего короля и взволновал прусского (тайным шпионом которого он состоял). Фридрих окончательно убедился, что русские медведи вылезают из своей заснеженной берлоги. В это смутное при дворе время, посрамленный и жалкий, Бестужев доверялся лишь одному Вильямсу. - Какое несчастье для России, - говорил он, - что фаворитом у нас Шувалов: любит парижские моды, читает Вольтера и философствует с Ломоносовым о стеклах и звездах... Тьфу их, умников этих! То ли дело был свинопас Разумовский: бочку целую выдует, спать ляжет и ни во что не мешался. В пику канцлеру началось быстрое возвышение Михаила Воронцова. Без стука вхожий к императрице, этот человек сделал “карьер” в два спохвата: женитьбой на буйной алкоголичке Анне Скавронской (что доводилась Елизавете сестрой двоюродной) и еще тем, что в памятную ночь переворота 1741 года, когда сшибали с престола малолетнего царя Иоанна Антоновича, Воронцов стоял на запятках саней дочери Петра... В один из дней - весенний, ростепельный - на пороге кабинета Воронцова появился человек. Знакомый. Где-то вице-канцлер его уже видел. Тогда он был одет скромно, а сейчас - о боже! - каким франтом стал. - Простите, сударь, я запамятовал ваше имя. - Дуглас, - поклонился незнакомец с ухмылкой. Времена изменились, и Воронцов встретил его, как долгожданного друга. Не знал, куда и посадить Дугласа. - Итак, дорогой библиотекарь, - спросил любезно, - какие издания в Париже вышли за последнее время? Дуглас, торжествуя, извлек письмо. - Лично от короля! - возвестил он. Воронцов протянул руку, но Дуглас письма ему не дал. - Лично императрице! - сказал он. Вице-канцлер с опаской глянул на двери: - Вы неосторожны. Я не могу поручиться, что нас не слышали слуги... Впрочем, - спросил он, - под каким соусом прикажете мне подать вас к столу императрицы? - Хотя бы как путешественника. - Государыня наша вояжиров не жалует. Это неудобно. А чтобы представиться ко двору, надобно иметь чин! Чина тоже не оказалось, и Дуглас увидел, что Россия вдруг быстрее, чем он мог ожидать, стала снова уплывать от Франции. - Ради высоких целей мира в Европе, - совсем увял Дуглас, - я согласен признать себя даже курьером из Версаля. - Курьер не пройдет дальше лакейской... Ах, какая досада! - искренне огорчился Воронцов. - Все было бы так хорошо, и.., нет чина! Извините, сударь. Вы будете моим дорогим гостем. Я весь к вашим услугам. Велите только - и любимую дочь подам с трюфелями. Но без чина, посудите сами, как же я введу вас в покои ее величества, помазанницы божией? Дуглас размахнулся и шлепнул письмо короля на стол. - Будьте уж тогда курьером.., вы! - вздохнул иезуит. *** Воронцов передал письмо Елизавете со словами: - Этого мы ждали много лет. |
