|
Аннабет села последней. Внутри все тоже было дымчатое, но на вид достаточно прочное. Обивка сиденья потрескалась и стала комковатой — почти как у всех такси. Не было только плексигласовой панели, которая отделяла бы нас от сидевшей за рулем старухи… Постойте-ка! Там была не одна старая дама. Всего их было трое, они тесно прижались друг к другу на переднем сиденье, жесткие волосы падали им на глаза, из рукавов черных как смоль платьев, сшитых из грубой ткани, торчали костлявые руки. — Лонг-Айленд! Ха! — воскликнула та, что за рулем. — На метро туда не доберешься! Она рванула с места так, что голова моя тяжело ударилась о подголовник сиденья. Записанный на пленку голос произнес: — Привет! Это Ганимед, виночерпий Зевса, и когда я еду за вином для повелителя небес, то всегда крепко пристегиваюсь! Я опустил взгляд и увидел вместо пристежного ремня массивную черную цепь. Я решил, что не стоит отчаиваться… пока. Такси на полной скорости свернуло с Западного Бродвея, и седовласая дама, сидевшая посередине, скомандовала хриплым голосом: — Смотри, куда едешь! Сворачивай налево! — Мне бы твой глаз, Дрожь, я все разглядела бы! — пожаловалась наша водитель. Минуточку! Как это — ей бы ее глаз? Спросить было некогда, потому что дама-шофер едва увернулась от надвигавшегося грузовика, нас тряхануло, мы вылетели на тротуар и свернули в соседний квартал. — Тревога! — сказала третья из сестричек. — Дай-ка мне монету девчонки. Хочу попробовать ее на зуб! — Ты в прошлый раз пробовала, Ужас! — ответила наша шоферка, которую, должно быть, звали Тревога. — Теперь моя очередь! — А вот и нет! — взвизгнула Ужас. — Красный свет! — завопила Дрожь, сидевшая посередине. — Тормози! — пронзительно взвыла Ужас. Но вместо этого Тревога еще сильнее нажала на газ, вылетела на пешеходную часть и, сбив газетный лоток и скрипя покрышками, свернула снова. Что творилось у меня в желудке — описать невозможно. — Простите, — промямлил я, — но… вы зрячая? — Нет! — пронзительно крикнула сидевшая за баранкой Тревога. — Нет! — вторя ей, возопила сидевшая посередине Дрожь. — Конечно! — подтвердила прижатая к ветровому стеклу Ужас. — Так они слепые?! — Я в изумлении уставился на Аннабет. — Не совсем, — ответила она. — У них есть глаз. — Один? — Да. — У каждой? — Нет. Один на всех. Сидевший рядом со мной Тайсон замычал и вцепился в спинку переднего сиденья. — Что-то мне дурно… — Понятно, — вздохнул я, потому что видел, как Тайсона укачивало в автобусе во время школьных экскурсий, прескверное, надо сказать, зрелище. — Пригнись, дружище. У кого-нибудь есть пакет для мусора или что-нибудь такое? Старухи ссорились и не обращали на меня никакого внимания. Я посмотрел на Аннабет, из последних сил сохранявшую спокойствие, с выражением: «Зачем ты это сделала?» — Такси седых сестер — самый быстрый способ добраться до лагеря, — отозвалась она. |
