Не прямо, правда, но при желании он мог бы понять. Я просил его верить мне. А веду я частное расследование потому, что по делу Татара в предательстве подозревают меня. И вы все равно не сможете защитить меня. Что же касается Шалго, клянусь, он ничего не хотел от меня и тем более не шантажировал.
— Не верю! — возразил Домбаи.
— Вот видишь, я говорю тебе правду, а ты не веришь мне! Зачем же ты тогда требуешь, чтобы я был откровенен с тобой?
— Ты неискренен, Кальман, — сказал Домбаи. — Кто-кто, а я-то уж тебя знаю! Меня ты не проведешь!
Кальман ничего не ответил.
«Шани прав», — подумал он.
— Если бы ты не служил в органах, Шандор, клянусь, я рассказал бы тебе все, все! И не только рассказал, но и попросил бы тебя о помощи. — Кальман подозвал официанта и заказал коньяку. Когда официант принес коньяк, он его тут же выпил. — Попытайся понять меня, — продолжал он. — Забудь на минутку, что ты контрразведчик. Кое-что в твоих предположениях правильно. Действительно, в моем прошлом есть и такое, чего ты еще не знаешь. Но если бы я рассказал тебе или Эрне о своих заботах, которые так сложны, что могут стоить мне жизни, вам так или иначе пришлось бы доложить об этом начальству, после чего дело мое у вас забрали бы и поручили другим людям, которые меня совершенно не знают; они не поверили бы мне, и тогда было бы уже поздно доказывать мою невиновность.
— Кальман, — сказал Домбаи, схватив друга за руку. — Очень тяжело преступление, которое могут приписать тебе?
— Очень.
— Ну ладно. Давай платить и поехали.
— Куда?
— К Эрне. Я попрошу его дать мне отпуск.
Полчаса спустя Домбаи был уже у полковника Кары.
— Я не совсем отчетливо понимаю, о чем ты меня просишь, — сказал полковник.
— Чтобы ты разрешил мне временно не докладывать тебе о том, что я узнаю от Кальмана. И дай мне полномочия до конца самому разобраться в деле Борши, одновременно позволив в случае необходимости использовать для этого сотрудников моего отдела, — пояснил Домбаи.
— Не сердись, Шандор, но ты говоришь чепуху!
— Тогда разреши мне взять очередной отпуск.
— Да что с вами происходит? Теперь уже и ты не веришь ни мне, ни самому себе!
— Ничего подобного, — возразил Домбаи, — просто-напросто я вижу, что это ты не доверяешь мне, и я начинаю понимать Кальмана, почему он не решается открыться нам. Между тем в конечном счете важен ведь результат! Не так ли?
— Никакого приватного расследования я не разрешаю!
Вскоре после того, как Кальман возвратился домой, к нему заявилась Илона Хорват. Лицо ее буквально сияло. Она тут же сообщила Кальману, что разыскала Шари Чому.
Кальман оживился.
— И ты узнала, как зовут того рыжего?
— Узнала, — улыбаясь во весь рот, подтвердила Илона. — Все есть: и фамилия, и адрес, и даже место, где он сейчас работает.
— Как его зовут? — нетерпеливо спросил Кальман.
— Рихард Даницкий! Инженер-механик…
Кальману показалось, что он однажды уже слышал где-то эту фамилию.
— Что ты знаешь о нем?
Илона села, закурила и тогда только ответила:
— Немного. Только то, что он был агентом Шликкена. А после освобождения Венгрии пролез в коммунистическую партию. В пятьдесят шестом году на чем-то попался и угодил в тюрьму, а в пятьдесят восьмом уже вышел на свободу. Живет хорошо, занимается изобретательством, многие западные страны купили какой-то его патент…
Кальман едва сдержал себя, чтобы тотчас не помчаться к Даницкому и любой ценой вырвать у него правду. |