— Хорошо бы дожить до этого.

— Если вы дезертир, то вам не дожить. На фронте дезертиров стреляли, как зайцев.

— Вы были на фронте?

— Лучше бы и там не был. Тогда бы я был сейчас совершенно здоров… Н-да, холодно. Вы как переносите холод?

— Плохо.

— Попробую поспать, — проговорил Кальман и повернулся лицом к стенке.

— Не ложитесь, — сказал ему Фекете. — Сейчас нужно будет вынести парашу. День вы будете выносить, день — я.

— Если хотите, я каждый день буду выносить. Но сегодня вечером вы вынесите.

— Почему именно сегодня вечером?

— Потому что завтра вечером я буду уже свободен. Майор сказал, — с ухмылкой ответил Кальман.

— Тогда сегодня вам и выносить парашу.

Кальман оперся плечом о стену и стал прислушиваться к звуку открывающихся дверей. «Полон дом узников», — подумал он. Вдруг он услышал шаркающие шаги и странное, протяжное пение:

— Цыц! — заорал охранник, и послышался свист резиновой дубинки, но неизвестный продолжал петь:

Снова донеслись звуки ударов. Шаги приблизились к двери. Кальман отчетливо слышал, как поющий сказал нежным голосом по-немецки:

— Милое дитя, если ты не оставишь меня в покое, я вылью тебе на голову дерьмо из этой параши.

— Сумасшедший снова куражится, — прошептал Фекете. — Дождется, что его забьют до смерти.

— Кто этот сумасшедший? — заинтересовался Кальман.

— Хорошо, что мне только один день довелось пробыть с ним вместе. Невыносимый тип, — сказал Фекете.

— Коммунист?

— Нет, бывший сотрудник контрразведки Оскар Шалго.

…Кальман проснулся от звука сирен воздушной тревоги. В камере было темно. Он осторожно пошарил вокруг себя. Окликнул своего товарища. Никто не ответил. Глубокая тишина царила кругом. И вдруг словно небо раскололось и земля разверзлась: все загремело, затрещало, загудело, задребезжало; бетонный пол заходил у него под ногами. Потом эти оглушительные звуки, доносившиеся снаружи, покрыл истеричный, ужасающий вой запертых узников.

На несколько минут воцарилась тишина, узники тоже замолчали, и тогда он отчетливо услышал, как кто-то бежит по коридору. Дверь в камеру открылась, охранник посветил фонарем. В луче света Кальман на минуту увидел шатающуюся фигуру Фекете. Когда же вновь возобновилась бомбежка, его товарищ уже лежал на соломенной подстилке и стонал.

— Что с вами? — спросил Кальман. Совсем близко от себя он слышал стоны мужчины, его горячее дыхание обдавало ему лицо. Кальман почувствовал запах ментола.

— Еще одну такую ночь мне не выдержать, — задыхаясь, проговорил Фекете.

— Вас пытали? Помочь вам чем-нибудь?

— Чем вы могли бы помочь?

— Всем, что в моих силах.

— Я не знаю, кто вы такой.

— Вы видели мои ноги?

— Видел.

— И голову мою видели?

— И голову видел.

— Как вы думаете, они искалечили меня просто так, шутки ради? Но если вы мне не доверяете, могу и не помогать. Я думал, что вы, возможно, захотите известить кого-нибудь.

— А если вас спросят, передавал ли я что-нибудь через вас?

Кальман потянулся и схватил Фекете за руку.

— Послушайте, я не цыган, чтобы божиться. Или вы верите мне, или нет. Вы сидели в тридцать седьмом и знаете, что передача таким образом сообщения связана с риском — ведь я могу оказаться и провокатором.