По ее тону я понял, что мне-таки настоятельно необходимо с ней поговорить. Именно сегодня. Сейчас. Или, в крайнем случае, увидеть. Ее. Или того, к кому она так спешит на дачу.

—        Хорошо, давайте созвонимся завтра, — сказал я и как можно вежливее повесил трубку.

К высотному дому на Котельнической мы с дядей Степой прибыли почти одновременно. Правда, я уже успел предварительно припарковать машину на площадке перед кинотеатром «Иллюзион».

Подъезд Рути был во дворе, выехать она могла только через арку, выходящую к Яузе. Я сел в «вольво» дяди Степы, и мы остановились в полутора сотнях метров от этой самой арки.

Предусмотрительный дядя Степа протянул мне старомодные темные очки.

—        Я в них как две капли воды — американский шпион, — сказал я, посмотревшись в зеркало.

—        Шпион-то шпион. А все же — никак не Турецкий, — мудро рассудил дядя Степа. Я вынужден был с ним согласиться. Как я и предполагал, заявление Рути о том, что я застал ее уже в дверях, было сильным преувеличением. Женщины часто, считая, что они уже готовы к выходу из дома, потом еще минут сорок «приводят себя в порядок».

Как раз минут через тридцать — сорок после нашего разговора по телефону синий «мерседес» с желтыми иностранными номерами плавно выкатил из арки и повернул к набережной Москвы-реки. Мы пристроились на таком расстоянии, чтобы ни в коем случае ее не упустить, но в то же время чтобы не маячить в зеркале обзора «мерседеса» . С другой стороны, машин было вполне достаточно, чтобы наша «вольво» не привлекла к себе особого внимания. Да и вряд ли Рути могла подозревать меня в таком коварстве. В салоне «мерседеса» она была одна.

Проскочив Кремлевскую набережную, мы выехали к Манежу и свернули на Новый Арбат. Отсюда начиналась правительственная трасса почти без светофоров. Рути набрала солидную скорость. Мы медленно поспешали за ней. Дядя Степа мурлыкал какой-то современный навязчивый мотивчик. Очевидно, он щадил меня, заменив песней обязательную программу анекдотов.

Рублевское шоссе через эстакаду вынесло нас из города. Было такое впечатление, что мы находимся не в России, а по меньшей мере где-нибудь в Европе. Так как советские машины нам практически не встречались. Все больше — «мерседесы» последних моделей, громоздкие, помпезные «американцы», попался один «ягуар» и один «рокфеллер-лймузин», похожий на полированный броневик. От дороги в обе стороны стали ответвляться аккуратные дорожки с запретными знаками и постами ГАИ у каждого.

Этот район как при большевиках, так и при демократах использовался для спокойного проживания представителями правящего класса. В общем-то ничего принципиально в последние годы не изменилось. Разве что часть дач бывших ответственных работников ЦК и министерств теперь сдавалась в аренду иностранцам и коммерсантам.

А чуть дальше, на Николиной Горе, жил весь московский бомонд. Но до мест обитания бомонда мы не доехали. Рути свернула с шоссе у Жуковки.

Начинало смеркаться. Воздух был тих и прозрачен. Даже близость шоссе не могла заглушить аромата вечерних садов. Я посидел в машине еще минут двадцать, понимая, что «мерседес» не иголка даже в Жуковке, и темнота была мне сейчас важнее потерянного времени. «Темнота — друг молодежи» — так мудро говаривали мы в старших классах, вырубая свет на школьных вечерах. Девочки визжали тогда оглушительно, но, как показал дальнейший жизненный опыт, радовались темноте едва ли не больше мальчиков.

Быстро показав свое удостоверение молодому вахтеру в пятнистой форме, я прошел через проходную.