Изменить размер шрифта - +
Обоим было по двадцать четыре года, оба окончили Йельский

университет за год до войны. Но на этом сходство кончалось. Дин был румяный, пышущий здоровьем блондин. Под тонкой шелковой пижамой угадывалось

крепкое тело. Все на нем было как нельзя более добротно, и от него так и веяло благополучием. Он часто улыбался, обнажая крепкие, торчащие вперед

зубы.
     - А я ведь собирался разыскать тебя! - бодро кричал он. - Я приехал сюда развлечься, недельки на две. Присядь, я сейчас - только душ приму.
     Он исчез за дверью ванной, а темные глаза посетителя лихорадочно обежали комнату, задержавшись секунду на объемистом портпледе в углу и

целой коллекции дорогих шелковых рубашек, разбросанных по стульям вперемешку с яркими галстуками и мягкими шерстяными носками.
     Гордон встал, поднял одну из рубашек и с минуту ее рассматривал. Рубашка была из очень плотного шелка - желтого в узенькую бледно-голубую

полоску, - и таких рубашек валялось здесь около дюжины. Невольно он перевел взгляд на свои манжеты - они были обтрепанные, застиранные и давно

утратили первоначальную белизну. Бросив рубашку, Гордон обдернул рукава пиджака и подтянул повыше обшлага рубашки, чтобы их не было видно. Потом

подошел к зеркалу и с холодным, невеселым интересом оглядел себя. Галстук, когда-то тоже яркий и красивый, выцвел, скрутился жгутиком и не мог

уже скрыть от глаз обтрепанных петель рубашки. Без тени улыбки Гордон подумал о том, что всего лишь три года назад в университете он был

единодушно признан самым элегантным студентом выпускного курса.
     Дин вышел из ванной комнаты, растираясь на ходу полотенцем.
     - Вчера вечером видел твою старую знакомую, - сказал он. - Встретился с ней в вестибюле и, хоть убей, не мог припомнить, как ее зовут. Ну,

знаешь, та девица, которую ты привозил на бал в Нью-Хейвен, когда мы были на последнем курсе.
     Гордон вздрогнул.
     - Эдит Брейдин? Ты о ней говоришь?
     - Да, да, она самая. Хороша, черт побери! И все такая же - фарфоровая куколка. Только тронь ее, так, кажется, и рассыплется на кусочки.
     Дин самодовольно оглядел свою сияющую физиономию в зеркале и улыбнулся, обнажив торчащие зубы.
     - А ей, верно, года двадцать три уже, - заметил он.
     - В прошлом месяце исполнилось двадцать два, - машинально уточнил Гордон.
     - Ах так, в прошлом месяце? Она, верно, приехала принять участие в йельской встрече? Ты знаешь, что сегодня у “Дельмонико” наши устраивают

бал? Тебе надо пойти, Горди. Ручаюсь, что там будет половина Нью-Хейвена. Я могу достать приглашение.
     Лениво облачившись в свежее белье. Дин закурил сигарету, уселся у отворенного окна и погрузился в созерцание своих икр и колен, освещенных

ярким утренним солнышком, лившимся в окно.
     - Садись, Горди, - сказал он, - и расскажи о себе. Что ты поделывал эти годы и чем занимаешься теперь, - все по порядку.
     Гордон вдруг бросился навзничь на постель. Он лежал совершенно неподвижно, словно бездыханный. Его рот, по привычке чуть приоткрытый, сейчас

придавал лицу беспомощное, жалкое выражение.
     - Что с тобой? - поспешно спросил Дин.
     - А черт!..
     - Что случилось?
     - Все, черт подери, все, что только хочешь... - в отчаянии воскликнул тот. - Я пропадаю. Фил! Конец! Крышка!
     - Да что такое?
     - Я погиб.
Быстрый переход