А глаза. О них невозможно говорить, такие они выразительные в своей мольбе понравиться, такие яркие и понятные каждому, что их лучше сразу спрятать за длинными ресницами, чтобы не выдать всю себя одним взглядом. Потому они испуганно потуплены и лишь ресницы подрагивают, выдавая необычное волнение души. Тело всё замерло в ожидании приговора, лишь упругие груди вздымаются и опускаются непрестанно, не смотря на все усилия девушки остановить их движение. Ноги в туфлях на тонких шпильках-каблуках едва стоят, готовые подкоситься в любую секунду. Прелестная головка непроизвольно тянется вперёд, как бы желая сказать, что надо смотреть именно на неё с её новой причёской.

Всё это настолько необычно, настолько слито воедино волнующим мгновением, настолько прекрасно напряжённым ожиданием чуда, ожиданием именно восторга, ожиданием восхищения, что не ответить на это тем, что так ожидается, кажется преступлением против красоты чувств.

Боже упаси вас, кем бы вы ни доводились девушке, оказаться в этот миг бесчувственным чурбаном и не заметить столь неземной красоты юности и бросить небрежно фразу:

— Ты чего пришла? Я сейчас занят.

О, вы разобьёте хрустальный дворец, вы превратите золотую карету в груду пепла, вы обратите голубую гладь озера в затхлое болото и, наконец, вы убьёте стрелой равнодушия трепещущее сердце, которое, облившись кровью, никогда не простит вам такой оплошности.

Реакция Романа оказалась для всех неожиданной.

— Ты что, с ума сошла? — почти закричал он. Теперь ты стала ещё красивей. Ты же…

Тут он осёкся, думая сказать «совсем девчонка», но неожиданно осознал, что это уже не так и остановился, в панике от этой мысли не находя подходящего слова.

Видя застывшего в шоке Романа, Алина почти прошептала, едва не плача:

— Я тебе не нравлюсь?

— Причём здесь я? — возмутился, придя, наконец, в себя, но так и не поняв ситуации, Роман. — За тобой и так табунами ходят, а теперь ещё больше будут.

— А что, раньше я была хуже? — обидчивым тоном поинтересовалась девушка.

Ах, эти юные создания! Как часто им не достаточно намёков, а хочется услышать ещё и ещё раз да поподробнее о том, что они красивы, что в них влюблены, что от их красоты с ума сойти можно. А полслова им никак не достаточно.

Роман сел перед приборами, оперев подбородок на локоть, и философски произнёс:

— Алина, как человеческое существо, ты совершенство. Я не сказал, что ты была хуже. Я отметил, что ты стала ещё красивее, а это совсем другое. Только эти волосы в дополнение ко всему сразят наповал всех вокруг.

— А мне нет до них всех никакого дела, — отрезала Алина. — Пусть умирают. Мне важно, что ты, наконец-то отметил моё совершенство, как сам только что сказал. — И, повернувшись к подруге, сказала: — Пойдём, Катюша, к тебе. Не будем отвлекать учёного всякими пустяками.

Совершенство

Если кому захочется посмотреть на женское совершенство, то я очень рекомендую взглянуть на Алину и вовсе не потому, что так охарактеризовал её Роман. Юная Алина, которой только-только стукнуло шестнадцать лет, что было зафиксировано получением паспорта, о чём речь впереди, на самом деле представляла собой образец женской красоты.