Кузьмич, заметив меня в окне, ухмыльнулся.

Я почему-то сразу вспомнил Кириллыча.

И снова никаких эмоций – ни злости, ни жалости, ничего. Наоборот, я даже испытал стыдное облегчение – «фактор непреодолимой силы» снял с меня ответственность за девушку и старикана…

Вторым после меня зашел Лахин.

– Привет! – жизнерадостно сказал он. – Видели мы, как отсюда одна… м-м… птица вылетела. Низко так парила! К чему бы это?

– К дождю, – улыбнулся я.

– А можно мне наверх? – показал он на второй ярус.

– Располагайся.

Тут повалила вся бригада, сразу стало шумно и тесно. Не выношу казарм и общаг, вот только никто меня не спрашивает о предпочтениях.

Кузьмич первым залег, устроился, кряхтя, на скрипучей койке и сказал, подкладывая руки под голову:

– Давайте, мужики, сразу договоримся – работать как полагается. Тебя, Димон, это касается в первую очередь.

– А чего сразу я? – набычился тот самый Губошлеп.

– А того! – голос Бунши приобрел жесткость. – Я тут никого не прошу вкалывать, и даже не требую! Мы просто идем и работаем, как надо. А лодырей я буду отправлять к «никчемушникам»! Их в пустой ангар поселили – будут дворы мести, воду качать и говно выгребать из мест общего пользования! Это куда легче, чем припахивать на добычном участке. Хотите такой жизни? Ради бога, шуруйте!

Повисло молчание, а я ждал продолжения – не похож был Кузьмич на ударника комтруда, для которого «выполнение плана – закон, а перевыполнение – честь».

– Вы не подумайте чего