Она ушла, а Уэсли принес вдро свежей воды. Уэсли меня беспокоил. Этот высокий парень не причинил никому зла, и мне хотелось бы, чтобы он оказался здесь, когда начнется стрельба.

Две вещи мне хотелось болше всего: Во-первых, выбраться отсюда и во-вторых, уложить Сэма Барлоу в ту могилу, что мы для него вкопали, а если сверху навалю Чэнса Торна, то буду самым счастливым человеком.

Беолсер? О таких, как он не стоило беспокоиться. Как только я стану свободен, он умрет от страха, представляя, что я с ним сделаю.

Стоя у окна, глядя на улицу, я видел, как красное солнце медленно опкскалось за старый амбар Тилдена, слышал, как жалобно скрипела, когда кто-то кчал воду, чтобы поставить кофе или просто помыть руки перед ужином.

Я чувствовал запах готовящейся капусты, слышал хлопанье дверей, когла кто-то входил или выходил, Стоя у окна, я слышал, как начинали доить коров в жестяные ведра. В Джефферсоне наступало время ужина в ночь, когда они собирались повесить Каллена Бейкера.

Меня. Я был Калленом Бейкером и знал, что меня сегодня повесят. И если добрые горожане были правы, а я не прав, то это последнее солнце, которое я увижу за свою оставшуюся мне жизнь. Похоже на рев осла, или крик совы... совы? Для совы было рановато.

Сова кричит по-разному. Над криком той совы следует подумать. Скоро она снова прокричала. Время поджимало. Скоро настанет время повешения, и если я не хочу стать ключевой фигурой на этом представлении, мне надо уносить ноги.

Улицы постепенно пустели, потому что народ уходил ужинать. Ладно, вот этого мне и нужно. Нет смысла дожидаться до десяти, чтобы тогда пролилась невинная кровь. Теперь, когда все были заняты ужином и когда почти стемнело, началось мое время. Мне не хотелось причинять вреда Уэлси, но мне также не хотелось быть повешенным. Я подошел к двери в камеру и схватился за стальные прутья. Как я уже говорил, человек я сильный, однако после первого рывка ничего не случилось.

Ничего.

Вообще ничего. Я покрепче ухватился за прутья, напрягся и рванул со всей мочи. Ничего.

Этот плотник, которого я назвал ленивым, оказался не так уж прост. Ему и не надо было закрплять брусья в полу, они так плотно были расположены в коробке, что для того, чтобы вырвать их с основанием, нужно было сломать толстые, каменные стены.

Тогда я испугался. Все время я был уверен, что смогу выдернуть дверную раму - и все впустую.

На лбу появился пот. Веревка, казалось, приближалась с угрожающейся быстротой. Пот покрыл ужке все тело, во рту жутко пересохло. На меня в тот момент можно было поставить погнутый цент и остаться в выигрыше.

Поэтому я попробовал снова. Иногда можно стать чертовки упрямым - в такие вот времена. Я расствил ноги, уперся ими в каменный пол и рванул так, что вырвал бы дерево вместе с корнем. Ничего.

Затем взглянул на потолок. Не знаю, почему. Наверное, вымотался от всех этих попыток, поднял руку, чтобы вытереть пот со лба и взглянул наверх - и продолжал смотреть.

Потолок камеры представлял из себя доски, прибитые к брусьям, он был высокий - подпрыгнув, я не смог достать его кончиками пальцев.

Прибитые к брусьям... сколькими гвоздями? А что находилось над потолком? Покатая крыша? Человек думает о многом, а я, наверное, передумал обо всем, что касается побега. Неожиданно выглянув в окно, я увидел, что солце село, осталост лишь несколько желтых и красных полос на сером небе.

Время на исходе.

Окно... Оно должно быть глубоким, потому что стены толстые.

Подняв руки, я взялся за решетки и подтянулся. Поставил колено на подоконник, затем ногу и, баоалнсируя, чтобы не упасть обратно в камеру, выпрямился.

Когда я стоял на полу, подоконние находился чуть ниже уровня глаз, теперь же, стоя на подоконнике, я вынужден был согнуть колени и постоянно уператься спиной в доскт потолка, иначе попростк упал бы в камеру.