|
И у консулов возможностей к тому же неизмеримо больше! Но – консулом не стать ему никогда. Не станут они голосовать за такого, как он, сколь бы ни был он богат. День был не лучше вчерашнего: так же моросил нудный дождь, и сырость проникала во все уголки. В такие дни Гай Марий, наплевав на условности, накинул на богатые хиосские одежды сагум – толстый непромокаемый солдатский плащ, который спасал его от пронизывающих ветров Альп и бесконечных ливней Эпира. То, что нужно солдату! Гай Марий с наслаждением вдыхал запах дубленой шкуры и нечистой шерсти. Это был запах походной жизни. Так голодный купается в ароматах горячего хлеба у стен пекарни. – Добро пожаловать, – приветствовал Мария Гай Юлий Цезарь, встречая гостя возле две-рей и лично, своими ухоженными руками, принимая у него сагум. Цезарь не передал плащ рабу, ожидавшему рядом, не испугался, что запах солдатчины впитается в его, Цезаря, аристократиче-скую кожу. Уважительно пощупал толстую шкуру. – Думается мне, этот плащ прошел через не-сколько войн, – отметил он, будто бы и не замечая богатого одеяния гостя. – Другого у меня не водилось, – отвечал человек в тончайших шелках, расцвеченных золо-том и пурпуром, заметив, что хиосская роскошь не произвела должного впечатления. – Лигурийский? – продолжал расспрашивать Цезарь. – Да. Отец подарил его мне, когда мне стукнуло семнадцать и я начал служить в легионах. Гай Марий проследовал за хозяином в триклиний. Куда этому небольшому, чрезвычайно скромному жилищу до дома, отгроханного Марием! – Когда я стал командиром, – продолжал он на ходу, – и настал мой черед снабжать и обес-печивать легионы, я побеспокоился о том, чтобы такие же были у всех. Если не заботиться о здоровье людей, кости у них начинает ломить от сырости. И вот они все чихают да кашляют. А что за вояка, коли весь в соплях? – И тут же он добавил поспешно: – Я не просил с них лишних денег. Для каждого уважающего себя командира главная прибыль – победа его легионов. – Насколько мне известно, ты вполне достоин звания командира. – Цезарь присел на конец среднего ложа с левой стороны, показывая, чтобы гость устроился справа – на почетном месте. Слуги разули их и, когда Гай Марий отказался дышать дымом жаровни, предложили носки, которые были милостиво приняты. Затем оба удобно устроились на ложе, облокотившись на валики. Тем временем виночерпий уже наполнял первые кубки. – Сейчас подойдут мои сыновья, а супруга с дочерьми присоединятся сразу перед обе-дом. – Цезарь протянул руку за кубком, жестом остановив виночерпия. – Надеюсь, Гай Марий не посчитает меня скрягой, дрожащим над запасами своего вина, если я предложу пить его так, как это делаю я, – разбавляя водой? У меня имеется уважительная причина так поступать, которую я пока не могу тебе раскрыть. Пока… Единственное объяснение, которое я в состоянии сейчас предложить тебе, таково: мы оба должны сохранить ясный ум. Да и женщинам может не понравиться, что мужчины при них пьют неразбавленное вино. – Что до меня, то я на вино не падок, – сказал Марий, также останавливая виночерпия, что-бы тот оставил место в кубке для воды. – Когда человека приглашают к столу уважаемые люди, язык ему понадобится для учтивой беседы, а вовсе не для того, чтобы лакать вино. – Хорошо сказано! – одобрил Цезарь. – Однако ты заинтриговал меня. – Терпение – со временем ты узнаешь все. Наступила тишина. Собеседники потягивали из кубков воду, чуть подслащенную вином. Они знали друг друга только по Сенату, где обменивались обычными кивками издалека, поэтому поначалу беседа не клеилась. Тем более что хозяин предложил отказаться от чудодейственной силы вина, развязывающего языки. Цезарь прочистил горло, поставил кубок на стол и, подавшись вперед, почти на самый край ложа, вдруг спросил: – Мне кажется, Гай Марий, ты не слишком доволен членами магистрата, выбранными в этом году. |
