|
Цезарь прочистил горло, поставил кубок на стол и, подавшись вперед, почти на самый край ложа, вдруг спросил: – Мне кажется, Гай Марий, ты не слишком доволен членами магистрата, выбранными в этом году. – О боги! – оживился Марий. – Еще как недоволен! Я думаю, что многие разделяют это не-довольство. – О да, выбор был небогат. Утешает одно: больше года им не продержаться. А как было бы хорошо иметь достойного человека на важном посту. Такого, для которого этот срок можно уве-личить. – Пожалуй, с таким достойным человеком многое можно сделать, славно потрудиться, – сказал Марий. – Если не возникнет проблем. – Проблем? – Да кто, скажи мне, сможет гарантировать, что достойный человек – действительно досто-ин? Он сам? Сенат? Народное собрание? Может быть, всадники? Или выборщики – несо-мненно, неподкупные и достойные граждане? Цезарь рассмеялся: – Полагаю, Гай Гракх был человеком достойным. Когда он шел на второй срок плебейско-го трибуна, я поддерживал его от всего сердца. И третью его попытку – тоже. Не то чтобы моя поддержка многого стоила, но… Я все-таки патриций. – А это тоже немало. Если в Риме появляется достойный человек, его ведь могут и заре-зать. Почему? Потому что он печется больше о Риме, нежели о своем состоянии. – Думаю, такое случается не только в Риме. – Цезарь посмотрел на Гая Мария, высоко под-няв красиво изогнутые брови. – Люди есть люди, и нет разницы между римлянами, греками, карфагенянами, сирийцами. Во всяком случае, там, где замешаны зависть и жадность. Единст-венный способ сохранить себя и сделать то, что считаешь нужным, – накопить сил и добиться положения верховного правителя… царя. Конечно, этот титул может именоваться иначе… – Рим никогда не смирится с царским правлением! – Так было лишь последние пятьсот лет. А ведь прежде Римом правили цари. Смешно, не правда ли? Во всем мире предпочитают безраздельное правление. Только римляне и греки – ис-ключение. Марий вздохнул: – Это потому, что в Риме и Греции всякий сам себя считает царем. Рим так и не стал ис-тинной демократией, хоть и изгнал царей. – Ну уж нет! Истинная демократия – выдумка греческих философов, прекрасная, но недос-тижимая мечта. Погляди хотя бы на ту путаницу, в которой увязли греки. Этого ли мы хотим для себя? Рим – форма правления меньшинства, господства Славных Семей над большинством. – И выскочек, – добавил Гай Марий, в котором-то как раз и видели выскочку. – Так назы-ваемых «новых людей». – И «новых людей», – согласился Цезарь. В этот момент в столовую вошли сыновья Цезаря. Вошли, как и подобает молодым людям: решительно, но с почтением, и сразу остановились. Сексту Юлию Цезарю, старшему сыну, было двадцать пять – высокий, с темно-рыжими волосами и серыми глазами юноша. Опытный глаз Гая Мария подметил лишь один недостаток у этого юноши – синие тени усталости под глазами. Он был на редкость молчалив, что тоже каза-лось странным в его годы. Гаю Юлию Цезарю Младшему исполнилось двадцать два. Он был крепче брата и выше его ростом; золотые кудри придавали света большим голубым глазам. «Очень умен, хотя не выделя-ется ни силой, ни характером», – решил Гай Марий. Рядом они смотрелись очень мило – два истинных римлянина, сразу чувствуется порода: дети сенатора и будущие сенаторы. – Ты можешь гордиться своими сыновьями, Гай Юлий, – проговорил Гай Марий, когда юноши заняли места на ложе по правую руку от отца. Для возможных гостей (а в некоторых скандально известных своим новомыслием домах – для женщин) предназначалось ложе слева от Мария. – Да, я тоже так думаю. – Глаза Цезаря светились гордостью и любовью. |
