– Я не последую примеру вашего покойного супруга и ни в чем вас не упрекну, – сказал он. – Но прошу вас, дорогая, следить за поваром или кухаркой, кто там у нас будет. Я не люблю слишком пережаренного мяса.

– Дон Педро! Вы опять насмешничаете!

– Отнюдь, донья Соледад! Кстати, откуда у вас этот плащ? Он кажется мне знакомым.

– Его дал мне ваш индеец. Что он делает в вашей команде?

– Присматривает за мной. И кажется, вы ему понравились.

Они смолкли, но эта тишина, в которой слышались только треск веток в костре и дыхание Соледад, была целительной. Проходили минуты, и Шелтон все яснее, все отчетливее ощущал, как горечь уходит из сердца, как стихает гнев, как неуверенность сменяется чувством собственной силы. Жизнь предстала перед ним чередой потерь и находок; сегодня он потерял Батлера и многих своих товарищей, но нашел Соледад, и если завтра он распростится со своим кораблем, то, возможно, найдет что-то другое. В сундуках судьбы есть черные камни, но есть и белые.

Соледад пошевелилась, прошептала:

– Дон Педро, это теплый плащ из шерсти ламы, и он очень большой…

– Я рад, леди, что вы не замерзнете этой ночью.

– Его хватит вам и мне, дон Педро. Я не могу уснуть, но если вы сядете ближе… и если вам будет угодно меня обнять…

Костер угас, и Питер не видел лица Соледад. Но ее губы были теплыми и нежными.

Лица людей озарились мрачными ухмылками.

– Что из лишнего приплывет, на то, сэр, пули не потратим, – сказал Ник Макдональд и провел по горлу ребром ладони.

– Тогда пошли. Мистер Кинг командует на левом фланге, мистер Белл – на правом. Не высовываться, пока не прикажу!

Позиция у камней, откуда Шелтон вчера наблюдал за пляжем и бухтой, его вполне устроила. Слабый ветер рябил поверхность воды, солнце только поднялось над горами и светило в спину, не мешая целиться и стрелять. Вид был отличный, всё, как на ладони: «Амелия» и два шлюпа вблизи берега, моряки на их палубах, открытые пушечные порты и в отдалении большой трехмачтовый барк. Корсаров на «Амелии» было много – должно быть, Таунли перевел на бриг половину своей команды.

Пока Смарт и Донелл заряжали мушкеты, Питер, приподняв подзорную трубу, осматривал борт «Амелии». По словам Батлера, бочонки должны стоять около орудия, ближе к корме – значит, справа… За фальшбортом их не было видно, и капитан всматривался в отверстия шпигатов. От трубы не стоило ждать чудес, но все же он разглядел справа от пушки нечто темное – возможно, бок дубового бочонка.

– Целься в шпигаты, Керти, – сказал он, поворачиваясь к стрелкам. – Я и Смарт попробуем пробить фальшборт.

– Да, сэр. – Остроглазый Керти Донелл был самым метким в команде, мог сбить шляпу с головы на дистанции в сто ярдов. Любовно погладив ствол мушкета, он промолвил: – Пороха засыпано больше, и отдача будет сильная. Зато пуля не застрянет в досках… – Сделав паузу, Керти добавил: – Я надеюсь, сэр.

– Хорошо. Если дело выгорит, я твой должник. И твой, Джейсон.

С этими словами Шелтон покинул укрытие и, встав почти у самой воды, принялся разглядывать «Амелию» в подзорную трубу. Увидев его, на корабле засуетились, кто-то бросился к кормовой надстройке, и не прошло и минуты, как на палубу вылез Френсис Таунли. Широко шагая, он подошел к трапу, поднялся на квартердек и в свой черед уставился в трубу на берег – должно быть, хотел убедиться, что перед ним бывший владелец «Амелии».

Они глядели друг на друга, и Питер видел, как на лице Таунли расцветает торжествующая улыбка.