Моряки столпились вокруг раненых товарищей, Мартин хотел приподнять Дерека, но тот выдохнул сквозь воспаленные губы:

– Не трогай… печень пробита… воды… только воды…

Айрленд, встав на колени, полил ему в рот воду из фляги. Батлер закашлялся, выплюнул кровавый сгусток.

– Пит… где Пит…

– Я здесь, Дерек, – произнес Шелтон. – Я держу твою руку. Чувствуешь?

– Н-нет… Но ты держи, все равно держи… Дозор к б-берегу…

– Уже послан. Пошли Том и Брукс… Кто это сделал, Дерек? Испанцы?

– Не испанцы, – внятно молвил Батлер. – Не испанцы, мой мальчик, Френк Таунли, черная душа! Выследил нас… атаковали с суши… рано утром… мы не успели из пушек выстрелить… не успели… моя вина…

Шелтон слушал, стискивал зубы, и картина схватки являлась ему точно оживший ночной кошмар. Этот полуостров вдавался в море, словно огромный кулак, и с юга тоже была бухта. Очевидно, Таунли высадил в ней сотню своих головорезов, прошел перешейком и напал на «Амелию», стоявшую близко к берегу. Рано утром, по словам Дерека… Утром, подумал Шелтон, когда мы перебили испанцев в Каниве… А здесь резали моих людей! Моих людей на моем корабле!

Ярость жгла его сердце. Ярость и боль; он понимал, что корабль потерян. «Амелия», его бриг, носивший имя матери! Не разбит бурей, не брошен волнами на скалы, не исчез в пучине морской, не сгорел в схватке с врагом, а значит, не принял честную смерть, какая положена кораблю… Отнят хитростью и коварством! Чужие руки лягут на планшир, чужой голос прикажет поднять паруса, и будут те руки и голос принадлежать мерзавцу Таунли! Исчезнет «Амелия»… Назовут бриг иначе, забудется прежнее имя, и будет служить корабль новому хозяину… Не как друг станет служить ему, а как закованный в цепи невольник…

Айрленд опять смочил водой запекшийся рот Батлера. Тот впал в забытье, бредил, хрипел: «Парни, к оружию!.. бей ублюдков!.. стреляй, Дик!.. Джонс и Мур, к пушке!.. не пускать их на борт!..» Дерек Батлер вел свой последний бой, и был тот бой кровавым, беспощадным и уже проигранным.

Питер Шелтон выпрямился, вытер испарину со лба и оглядел свою команду. Люди были угрюмы. Пыль, осевшая на лицах, делала их похожими на приспешников сатаны.

– Берт, останься с Дереком, – велел капитан. – Мартин, выставь часовых, и пусть люди отдыхают. Лошадей привязать, чтобы не разбежались. Я пойду на берег, взгляну, что с кораблем.

– У нас мало воды, – сказал помощник, уже первый, а не второй.

– Мало. Воду беречь. Лошадей мы напоить не сможем.

Кинг поглядел на умирающего.

– Мы можем его спасти?

– Нет. Был бы жив Хадсон, тоже не смог бы. Печень, Мартин, печень… Мы бессильны.

Шелтон повернулся, кликнул Пима и подошел к своей лошади. Рядом с конем, держась за седло, стояла Соледад. Луч заката упал на ее лицо, и Питеру почудилось, что перед ним ангел. Ангел, посланный Богом, чтобы напомнить ему: нет смысла в гневе и отчаянии.

Глубоко вздохнув, он сказал:

– Мой корабль захвачен, леди. Пим позаботится о вас. Он добрый малый и немного говорит по-испански.

Она протянула руку и коснулась щеки капитана.

– Я понимаю, дон Педро, я понимаю… Вам сейчас не до меня.

– Нет, не понимаете. – Шелтон прижал ее ладонь к губам. – Что бы ни случилось, это ничего не изменит… не изменит для вас и для меня. Теперь, потом и до самой смерти.

Он зашагал к морю, высматривая своих разведчиков.