Соледад закрыла лицо ладонями.

– Долорес!.. – глухо простонала она. – Долорес!.. Камилла, Паула!.. Санчо, Манко, Луис!.. Каталина! О, Каталина, моя кормилица!.. Убиты, все убиты! Все, с кем я росла, кто помнил отца и Хуана! Проклинаю тебя, Антонио! Вечные муки тебе на том свете, вечные муки, и чтобы не ждал ты прощения от Господа!

Уильяк Уму кивнул Шелтону.

– Отойдите, оставьте ее. Пусть плачет! Женское горе выходит со слезами, и разделить его вам не дано. Только боги пошлют ей утешение. Ваши боги или наши, неважно.

Мужчины повиновались, но Уильяк Уму остался с Соледад, что-то шептал ей, поглаживал по плечу. Ее рыдания смолкли. Она опустилась на колени около возка, сложила руки перед грудью, склонила голову. Губы женщины беззвучно шевелились.

– Пусть молится, – сказал Шелтон, – молитва облегчает душу. А мы тем временем… – Он оглянулся. – Айрленд, где ты? Иди сюда, Берт. Нужно посовещаться.

Появился Айрленд. На груди старого разбойника сверкала золотая цепь Сармиенто, за пояс была заткнута шпага с изукрашенной изумрудами рукоятью.

– Ваша добыча, капитан, – промолвил он, но Шелтон отмахнулся.

– Оставим это. Никакая добыча не стоит жизни.

– Двести тысяч нам улыбнулись, – буркнул боцман. – Может, наведаемся в другие усадьбы? Собрать бы хоть горстку серебра…

– Нет, джентльмены. – Капитан прищурился, взглянул на солнце. – Скоро полдень. Я думаю, Сармиенто хотел навести на нас солдат, и они уже скачут в поместье Орельяны. Нам нужно добраться до корабля и уносить ноги. Всё остальное – потом.

– Наш проводник мертв. – Мартин бросил взгляд на неподвижное тело Сармиенто. – Как же мы разыщем…

Он смолк, заметив, что Шелтон хмурится.

– Я сказал, всё остальное – потом! – повторил капитан в раздражении. – Думаю, драгуны сейчас на востоке, где-то около Канивы. Надо пересечь долину западнее, ближе к городу, доехать до пустыни и свернуть к берегу. Всего миль двадцать или тридцать… Лошадей у нас хватает, и они еще не устали.

– Можем наткнуться на испанские разъезды, – напомнил Мартин Кинг.

– С разъездами мы справимся. Том, возьмешь троих парней и поскачешь впереди, а ты, Берт, прикроешь нас с тыла. Остальное – в воле Господа.

– Что делать с ней? – боцман покосился на Соледад, все еще стоявшую на коленях.

– Поедет с нами. Я возьму ее на корабль, – сказал Шелтон и, заметив огонек сомнения в глазах Белла, резко добавил: – Это не обсуждается, Том! За дело, джентльмены!

Повернувшись, он зашагал к карете.

– Донья Соледад, послушайте меня. Не время предаваться горю.

Женщина поднялась, смахнула с ресниц слезы.

– Да, сеньор. Что вы хотите мне сказать?

– Я возвращаюсь на корабль. Хотите поехать со мной?

Она не колебалась ни секунды.

– Да.

– Придется бросить карету и большой сундук. Возьмем тот, что поменьше, ваши деньги и драгоценности.

Соледад пожала плечами.

– Я обойдусь без нарядов. Но это платье, – она провела по лифу из серого атласа, – не подходит для верховой езды.

– У меня хороший конь. Увезет и меня, и вас.

На секунду она задумалась. Потом сказала:

– Мне кажется, дон Педро, нет греха ехать на коне с родичем.

– Но не очень близким, – напомнил Питер Шелтон и улыбнулся.

Прошло минут двадцать, и Соледад прошептала:

– У вас такие сильные руки, дон Педро… Но…

– Но?.