Изменить размер шрифта - +
Я с интересом разглядываю старшенькую. Ладная фигурка, пышная грудь…Не переродились еще русские женщины. Славно, славно.

— Староста Ерник, какой еще господин⁈ — ропщут мужики. — А как же Лазаревы⁈

— А где сегодня были эти Лазаревы? — хрипит старик, качая головой. — Где прятались их дозоры? Где их чертовая господская защита? Полгода уже Моржовы забредают к нам на поля и в фруктовые сады, хватают девок, обчищают виноградники! А Лазаревы всё спускали! Сегодня же вообще…! — он яростно взмахивает рукой, показывая, что разговор закончен. — Господин, что нужно делать? Как поклясться?

— Сперва разрежь свою ладонь, — отвечаю.

Старик достает из-за пазухи нож и, не моргнув глазом, проводит им по руке. Выступаю алые капли. Внучки с побледневшими личиками смотрят на своего деда.

— Назовись и поклянись душой в верной службе мне, Михаил Федоровичу Романову, и всему роду Романовых.

Он вскидывает косматые брови:

— Романовых? Неужели ты из рода бывших царей?

— Клянись, — властно говорю, и он спешит выполнить:

— Я — Ерник Дуплов клянусь душой в верной службе Михаил Федоровичу Романову, и всему роду Романовых, — послушно произносит староста, сжав кровоточащую ладонь в кулак. А потом он замирает и пораженно кряхтит. — Только что я ощутил странную благодать в душе…

— Это духовная нить, старик, — усмехаюсь. — Только что ты связал свою душу с моей.

Что ж, вот и появился у меня первый слуга. Староват, конечно. Но надо с чего-то начинать.

— Я тоже хочу! — вдруг серьезно заявляет старшенькая внучка Ерника, шагнув вперед. — Я тоже хочу поклясться вам, как и дедушка!

— И я! — вторит младшенькая. Она широко раскрыла глаза и ротик, смотрит на меня с безграничной доверчивостью, а её тревогу и панику словно рукой сняло. — И я хочу отдать вам свои тело и душу, Михаил Федорович!

Эх, детская невинность. Подлец ты, Миша.

— В другой раз, — киваю с подобием благодушной улыбки. Мимика щенка не очень приспособлена к таким жестикуляциям. Перевожу взгляд на старосту. — Ерник, притащить сюда все вражьи трупы, — мой голос приобретает властные нотки. — На дороге в двадцати километрах от деревни выставить дозорных. Для меня приготовить постель, еду, баню.

— Будет исполнено, господин, — кланяется староста, придерживаемый мужиком и внучкам.

И все зашевелились. Староста отдает команды, деревенские спешат выполнить.

— Кто из вас главный механизатор? — я оглядываю еще не разбежавшихся мужиков.

— Я, господин, — вперед выступает здоровый бородач в комбинезоне с огромным гаечным ключом наперевес.

— Иди за дочерью, — бросаю ему. — Она на западной окраине. Байк притащи к моему дому. Дочку одень, она там в одном белье, грифона накормить мясом. Затем тоже в дом, где меня разместят.

На словах «в одном белье» механизатор вытягивается лицом, но ничего не говорит, а когда я заканчиваю, кланяется и спешит к дочери. Я же подхожу к груде трупов Моржовых, которых уже натаскали деревенские.

Прикрываю глаза. Волевым усилием нащупываю мелкое зернышко Дара. Грецкий орех и то больше. Насильник Лазарев сказал почти верно: это тело пустышка. Почти. Щенок совсем не развивал магию душ. А ведь когда-то с помощью нее я подчинил сильнейшие славянские рода. Но ничего. Со временем раскачаю Дар. Ведь убивать я еще буду много. Очень много.

Втягиваю в себя душу мертвого огневика.

Быстрый переход