Он сам себя представил рыбой, только не банальным окунем и даже не линем, а той, что красива и стройна, той, что разум дан и дано время для счастья и его потери. И щека эта рядом и одежда, как гнет надоедливый, свалилась с него. Вместе с ним отслаивалось прошлое.
На излучине озера покачивалась лунная дорожка. Та рыба, что была рядом, не рыбой вовсе оказалась, а русалкой какой-то, с хвостом и рыжими сосками. Они опять и опять сплетались плавниками, а казалось, что это руки. Нельзя было попасть в сети рыбацкие, да и донок с крючками хватало на прибрежном пространстве и другой мерзости.
Но в эту ночь их миновала сеть, и губ не касалось ничего, кроме других губ. Сталь заржавленных тройников миловала.
Звезды едва тлели, когда они решились всплыть, устав от блужданий и объятий.
…Он лежал совершенно раздавленный происшедшим, несчастный и противный сам себе.
— Хороший, крепкий папашка, — она хохотнула и легла набок.
Сел, встал, оделся, проделал все, что нужно далее и вдруг опомнился.
— А как у тебя со здоровьем?
— Ты про контрацептивы?
— Про них, родимых.
— Ненавижу.
— То есть?
— Да не бойся. Не отвалится.
Он умылся, опять распалил костерок и сел возле. Ни чая, ни водки не хотелось. Девочка, тем временем, засобиралась.
— Далеко?
— Домой. Погуляла и хватит.
В заветном кармане рубашки отыскалась еще одна пятисотенная.
— Бери.
— Что это?
— Гонорар.
— Опять предоплата?
— Чего?
— Приходить сегодня?
— Нет. Это тебе за качественное выполнение работы.
— А если я по любви?
— Иди отсюда. Девочка Таня.
— А ты кто?
— Палач.
— Неплохо. Уважаемая и хорошо оплачиваемая работа. Ну, пока.
Она прижалась к нему напоследок и исчезла. Как не было…
Озеро Лаче по утру покойно и чудно. Июнь месяц. Ночь коротка и белые ночи — привилегия не только красивого революционного города. Озеро заворочалось. Первые лодки вошли из протоки. Это выбирали вечерние сети. Чуть позже разнообразная флотилия просто рыбаков. Хотя кое-кто стоял в камышах еще с вечера. Более к нему никто не подплывал и не подходил. Место он выбрал удачное. С берега — густой осинник, с воды — торчащие коряжины. На пятачке, сухом и прочном, его шалаш из веток и полиэтилена. Костерок рядом тлеет. Пора утренний чай ладить. Днем хорошо бы искупаться. Саша поспит, поправится и прибудет. Пожить еще захотелось, а, значит, для начала умыться, почистить зубы, чаю вскипятить, каши какой-нибудь.
Приемничек зашипел и безошибочно выдал новости в версии «Маяка». Все шло своим чередом. Взрывы да пожары. Про лодки на озере ни слова, да и кому они интересны, эти самые лодки? Кому нужен лес в штабелях? Кругляк он и есть кругляк. Экспортный товар. Цену пониже, откат побольше. Появившаяся рядом лодка Саши прервала нудный круг мыслей хозяина шалаша. Одному все озеро, другому шалаш. С девочкой Таней. Все же лучше, чем ничего, если не будет триппера.
— Хватит спать, пироги проспишь.
— Кому пироги да пышки…
— Не шути с любовью. Держи.
Спрыгнув на берег, Саша передал ему сверток, теплый и пахнущий тестом.
— Правда, что ли пироги?
— А то. Моя утром спекла для хорошего человека. Я ее вином угостил.
Алексей развернул тряпицу. Шесть огромных пирогов.
— С рыбой?
— А с чем же еще? Сом-рыба, если не брезгуешь. Совсем маленький сомик. Ешь, не бойся. Ах, да… Ты это… Вот…
— Что это? — указал Алексей на пластиковую бутылку с мутной жидкостью. |