Зазвучали удивленные возгласы, веселая брань, боевые кличи.
Третий, четвертый…
С носа катера пираты неторопливо спускались на притопленную корму, где понуро ожидала своей участи сдавшаяся без боя команда. У
двадцатимиллиметрового пулемета ожидала.
Пятый, шестой…
Стрелки покидали боевые площадки, тоже проталкивались к абордажному мостику.
Седьмой, восьмой…
И девятый, и де…
Ну, хватит разбойничать, ребятки. Пора и честь знать!
Рев, которым отозвался МG. С/38 на тяжелую поступь абордажной команды, был сродни иерихонским трубам. Неминуемое возмездие и неотвратимая гибель
слышались морской братве в том реве.
Первую очередь Бурцев выпустил по увешанной щитами кормовой надстройке когга, откуда еще нависали глумливые лица стрелков. Короткую, но
действенную очередь. Один щит упал. Лица исчезли…
Бурцев поворотил ствол. И сразу — вторая очередь. Такая же короткая. В носовую башенку пиратского судна. Потом протянул третью — подлиннее —
вдоль правого борта. По верхнему краю. На уровне груди тех, кто лез к абордажному мостику.
Летели, сыпались, падали щепки и люди. Пули насквозь прошивали и дерево, и человеческие тела. Ор стоял несусветный. На когге царила паника. На
катере тоже. Уже перебравшиеся на «раумбот» пираты разделились. Трое, может, четверо в испуге юркнули за рубку. Остальные ломанулись обратно.
Толпа, давка… Бурцев саданул еще раз.
Разбойники повалились, попрыгали в воду. Абордажный мостик мгновенно опустел. Кто‑то вскинулся было над бортом когга с натянутым луком. Но
пустить стрелу не успел. Бурцев уложил смельчака.
Двое пиратов судорожно рубили канаты, стянувшие судна. Еще один возился у перекидного трапа. Бурцев успокоил и эту троицу.
Магазин опустел. Нужно ставить другой — последний. Нужно перезаряжать пулемет. Что ж, сделаем паузу…
— Они ваши! — рявкнул Бурцев своей малость ошалевшей команде.
И словно на незримую кнопочку нажал. Дружина ожила, похватала оружие, ринулась в атаку.
— А‑а‑а! — вопил Дмитрий.
— У‑у‑у! — взбесившимся паровозом гудел Гаврила.
— Ура‑а‑а! — надрывался Бурангул.
— О‑о‑о! Э‑э‑э! Ы‑ы‑ы! — Поляк Освальд, литвин Збыслав и прусс дядька Адам тоже демонстрировали силу легких.
— И‑и‑и! — злобно, обиженно визжали в унисон Ядвига и Сыма Цзян. Пан Освальд Добжиньский совсем не по‑рыцарски впихнул свою даму в рубку катера —
правильно, там сейчас безопаснее всего. Низкорослый же китаец, со «шмайсером» в руках, ярился оттого, что никак не мог протиснуться вперед. А
достать противника «невидимыми стрелами» из‑за спин дородных соратников у Семы не получалось.
Только Джеймс лез в драку молча, без лишнего шума. Сказывалась привычка тайного убийцы.
Щит, прикрывавший пулемет и пулеметчика, вдруг вздрогнул, треснул. Из пробитой доски высунулся тупорылый наконечник. То арбалетный болт целил в
висок Бурцеву, да увяз, застрял в отяжелевшем, набухшем от воды дереве. И еще одна короткая толстая стрела ударила в щит. Еще один наконечник
чуток не дотянулся до Бурцева. Ага, в бой вступал второй пиратский когг! Лучники и арбалетчики целили в умолкшее кормовое орудие. Стрелы и болты
мощных корабельных арбалетов шлепались в воду, звякали о металл, втыкались в щит… Но ведь и двадцатимиллиметровка уже заряжена по новой!
Корабль, взявший «раумбот» на абордаж, Бурцев все же щадил. Когг поддержки — нет. Это судно им было не нужно. Совсем.
Сначала он ударил по боевым башенкам‑надстройкам на носу и корме. Затем кучно всадил длинную, щедрую очередь под ватерлинию. |