Теперь я видел, чем оборачивается "дар" арфиста. Верно, он дал мне возможность вновь пережить счастливейший день в моей жизни - но ни на минуту не позволил забыть о том, что произошло потом, и в сравнении с прошлым счастьем это знание причиняло мучительную боль. Нарочно не подберешь картины прошлого, которая пробуждала бы больше воспоминаний, должно быть, проклятый певец долго копался у меня в мозгах, прежде чем найти его, но - нашел и - показал мне.

Картины-воспоминания менялись. Я больше не был юным принцем, гладящим шелковую гриву великолепного скакуна, нет. Теперь я был другим: измученным мальчишкой, перемазанным кровью и грязью. Меч у меня отняли, а руки сковали атвийским железом. Сам Торн, сын Кеуфа, чьим пленником я и был, приказал заковать меня в кандалы - великая честь!

Мое тело непроизвольно напряглось, на коже выступили крупные капли пота. Я снова сидел в общем зале маленькой элласийской харчевни, битком набитом людьми, за стеной ревела вьюга - а я был мокрым, как мышь, и ничего не мог с этим поделать.

А потом внезапно мир вновь обрел цвет, перестал быть чем-то призрачным и туманным. Чадили и потрескивали свечи в грубых подсвечниках, выхватывая из полумрака людские лица… Все снова было на своих местах. Я по-прежнему сидел за столом, и запястье мое охватывали не кандалы, а пальцы Финна - стискивали изо всех сил. Мгновением позже я понял, почему. Моя правая рука сжимала костяную ручку ножа, а острие его было направлено на арфиста.

- Не теперь, - спокойно и бесстрастно проговорил Финн. - Позже, может быть, когда мы узнаем его истинные намерения.

Во мне медленно закипал гнев - гнев на Финна, и гнев не праведный. Мне нужен был арфист - проклятый колдун, для которого я был лишь марионеткой на веревочках, за веревочки же дергал этот… Лахлэн. Финн просто, что называется, под руку попался.

Я выпустил нож - и Финн тут же разжал пальцы. Я принялся растирать запястье - там, где его пересекал след старого кольцевого шрама, след от наручника, - и поднял мрачный злой взгляд на Изменяющегося:

- А ты что увидел? Чэйсули на троне, а? Финн не улыбнулся:

- Нет. Аликс.

У меня горло перехватило. Аликс. Конечно же. Единственно, чем можно пронять Финна - напомнить ему о женщине, которую он желал настолько, что решился похитить. О женщине, которая отказала ему, чтобы стать супругой его брата Дункана.

Моя двоюродная сестра - а я желал видеть ее своей женщиной… Я горько рассмеялся:

- Искусный арфист, что и говорить!.. а вернее - чародей, как он сам и сказал.

Я перевел взгляд на человека в синих одеждах - его просили спеть еще, он вежливо отказывался. - Думаешь, он - Айлини? И Беллэм его прислал, чтобы заманить нас в ловушку? Финн покачал головой:

- Нет, не Айлини: я бы почувствовал. И о боге-Всеотце я слышал, - он поморщился с явным неудовольствием. - Элласийское божество, следовательно, не первостепенное, но все же могущественное.

Он пододвинулся к столу и налил себе еще вина:

- Я поговорю с ним.

Тот, кто назвался Лахлэном, теперь обходил зал, собирая плату - монетами или вином: арфа в одной руке, чаша - в другой. Отблески света играли на серебряных звеньях цепи и обруче, охватывающем голову. Он был молод - примерно одних со мной лет - и высок, но уже в кости и несколько меньше меня ростом, хотя не казался хрупким, а во всей его фигуре чувствовалась сила - неявная, но и немалая.

Наш стол был последним, к которому он подошел: я ждал этого, пододвинул ему кувшин с вином - дескать, угощайся, коли хочешь, - и ногой пихнул к нему стул.

- Садись. Отведай вина. И возьми, - я вытащил из пояса потертую золотую монету с грубым рисунком. Полновесное золото - вряд ли кто-нибудь по нынешним временам обратил бы внимание на варварскую чеканку. Я подтолкнул монету пальцем по столу - она скользнула вдоль лезвия ножа.