|
Из разных концов здания послышались крики, а потом принесли свечи. Перегнувшись через стол, мистер Чаттерджи заверил меня, что это самое обычное происшествие. По всей видимости, когда в каких-то частях города потребление электроэнергии превышало норму, электричество отключалось. Темень и свет от свечей каким-то образом усиливали жару. Я почувствовал легкое головокружение и уцепился за край стола. – Мистер Лузак, вы отдаете себе отчет в уникальности привилегии получить шедевр такого великого бенгальского поэта, как М. Дас. – Пронзительный голос мистера Гупты напоминал звук гобоя. Тяжелые ноты повисали в воздухе. – Даже мы еще не видели окончательный вариант его произведения. Надеюсь, что читатели вашего журнала по достоинству оценят оказанную им честь. – Да, – сказал я. С кончика носа мистера Гупты свисала капелька пота. Неверный свет свечей отбрасывал наши тени четырнадцатифутовой высоты. – А вы получали еще какие-нибудь рукописи от мистера Даса? – Пока нет, – ответил Гупта. Его темные, влажные глаза прикрывались тяжелыми веками. – Наш комитет должен вынести окончательное решение по размещению англоязычной версии его эпического произведения. – Я хотел бы встретиться с мистером Дасом, – сказал я. Сидевшие за столом переглянулись. – Это не представляется возможным. Заговорила женщина. Ее высокий визгливый голос напоминал скрежет ножовки по металлу. Раздражающие, гундосые звуки никак не стыковались с ее почтенной наружностью. – Отчего же? – М. Дас недоступен уже много лет, – ровным голосом сказал Гупта. – Некоторое время мы считали его умершим. Мы оплакали потерю национального сокровища. – А откуда вам известно, что он жив сейчас? Его кто-нибудь видел? Снова наступило молчание. Свечи уже наполовину сгорели и отчаянно трещали, хотя в комнате не было ни малейшего дуновения. Из-за страшной жары меня слегка подташнивало. На какое-то мгновение у меня промелькнула дикая мысль, что свечи догорят, а мы будем продолжать разговор во влажной темноте, бесплотные духи, посещающие ветхое здание во чреве мертвого города. – У нас имеется корреспонденция, – сказал Майкл Леонард Чаттерджи. Он извлек из портфеля с полдюжины хрустящих конвертов. – Они подтверждают с несомненной убедительностью, что наш друг все еще жив и живет среди нас. Чаттерджи послюнявил пальцы и пролистал туго свернутые страницы тонкой почтовой бумаги. При тусклом освещении строки индийских букв напоминали магические руны, какие-то зловещие заклятия. В доказательство своих слов мистер Чаттерджи зачитал вслух несколько выдержек. Там спрашивалось о родственниках, упоминались общие знакомые. Был и вопрос к мистеру Гупте по поводу короткого стихотворения Даса, оплаченного много лет назад, но так и не опубликованного. – Хорошо, – сказал я. – Но для моей статьи очень важно, чтобы я лично увидел мистера Даса и смог бы… – Прошу прощения, – перебил меня мистер Чаттерджи, подняв руку. На стеклах его очков, в том месте, где должны были быть глаза, отражались двойные огоньки. – Возможно, следующие строки объяснят, почему это невозможно. Он сложил листок, прокашлялся и стал читать: – «…итак, сами видите, друг мой, меняется все, но не люди. Я вспоминаю один день в июле 1969 года. Это было во время праздника Шивы. В «Таймс» сообщили, что люди оставили следы на Луне. Я возвращался из деревни моего отца: это место, где люди вот уже пять тысяч лет оставляют следы на земле за своими рабочими быками. В деревнях, мимо которых проезжал наш поезд, крестьяне выбивались из сил, протаскивая через грязь свои священные колесницы. |
