|
Pumsam, asvam, gam, avim, ajam. Она не одета. Ее прекрасные ноги попирают труп. В руках у нее pasa…, аркан, khatvanga…, как это?… Палка, нет, шест с черепом, khadga…, меч и отрубленная голова. – Отрубленная голова? – Конечно, вы должны это знать. – Послушайте, Кришна, черт возьми, что все это… – Ага, приехали, мистер Лузак. Сходите. Быстрее, пожалуйста. Мы опаздываем. Кофейня закрывается в одиннадцать. Небольшая улица, почти переулок, была залита нечистотами и дождевой водой. Не было ни малейшего признака какой-нибудь лавки, не то что кафе. Стены не освещались, если не считать тусклого отблеска фонаря, горевшего в одном из окон наверху. Рикша опустил оглобли и раскуривал маленькую трубочку. Я остался сидеть. – Быстрее, пожалуйста, – повторил Кришна и щелкнул мне пальцами. Такой жест я видел у него, когда он общался с носильщиками. Он остановился над спавшим на тротуаре человеком и открыл дверь, которой я не заметил. Одинокая лампочка освещала крутую узкую лестницу. Сверху до нас донеслись приглушенные звуки разговора. Я спрыгнул и ступил за ним в свет. Еще одна дверь на площадке второго этажа выходила и широкий коридор. – Вы видели университет дальше по улице? – спросил Кришна через плечо. Я кивнул, хотя не заметил ни одного здания, более внушительного, чем универмаг. – Это, конечно, университетская кофейня. Нет, не правильно. Кофейный домик. Точно как в Гринвич-Виллидж. Да. Кришна повернул налево и провел меня в комнату, очень похожую на пещеру. Высокий потолок, тяжелые колонны и глухие стены напомнили мне один гараж возле Чикаго-Луп. При тусклом свете виднелось не меньше пятидесяти – шестидесяти столиков, но лишь немногие из них были заняты. В нескольких местах за грубыми, выкрашенными в темно-зеленый цвет столиками группками сидели серьезного вида юноши в свободных белых рубашках. С двадцатифутового потолка свисали медленно вращающиеся вентиляторы; ощутимого движения воздуха не наблюдалось, но, несмотря на это, редко расположенные лампочки слегка помигивали, придавая всей сцене характер немого фильма. – Кофейный домик, – тупо повторил я. – Пройдите сюда. Кришна шел впереди мимо плотно составленных столиков в самый дальний угол. На заделанной в стену скамье сидел молодой человек лет двадцати. Когда мы приблизились, он поднялся. – Мистер Лузак, это Джайяпракеш Муктанандаджи, – представил его Кришна и добавил что-то по-бенгальски для юноши. Глубокие тени не позволяли мне отчетливо разглядеть черты лица молодого человека; но во время влажного, неуверенного рукопожатия я отметил худощавое лицо, очки с толстыми стеклами и такие прыщи, что гнойнички едва ли не светились. Мы молча постояли. Молодой человек потер руки и украдкой взглянул на студентов за другими столиками. Некоторые из них обернулись при нашем появлении, но сейчас уже никто не смотрел в нашу сторону. Как только мы уселись, старик с обозначающей седую бороду щетиной принес кофе. Чашки были сильно выщерблены и покрыты трещинами, расходившимися по эмали бледными разветвлениями. Кофе оказался крепким и на удивление неплохим, если не считать, что кто-то добавил в него изрядную дозу сахара и свернувшегося молока. И Кришна, и Муктанандаджи смотрели на меня, пока старик безмолвно стоял у столика, и я, покопавшись в бумажнике, извлек оттуда банкноту в пять рупий. Старик повернулся и ушел, и не подумав дать сдачу. – Мистер Муктанандаджи, – заговорил я, гордый тем, что сумел запомнить его имя, – вы располагаете какой-то информацией насчет калькуттского поэта М. Даса? Склонив голову, юноша сказал что-то Кришне. |
