— Он имеет в виду, что мы должны двигаться быстро, — объяснил я Этельреду, который отлично знал, что именно имел в виду валлиец.

Кузен как будто меня не услышал.

— Это было намеренное оскорбление? — чопорно спросил он отца Пирлига.

— Да, господин! — ухмыльнулся Пирлиг. — Намеренное.

— Я убил дюжины валлийцев, — заявил кузен.

— Тогда с датчанами ты легко справишься, так? — ответствовал отец Пирлиг, отказываясь обижаться. — Но мой совет остается прежним, господин. Торопись! Язычники знают, что мы идем, и чем больше времени ты им дашь, тем несокрушимее будет их защита.

Мы могли бы двигаться быстрее, если бы у нас были суда, которые перевезли бы нас вниз по реке. Но Зигфрид с Эриком, зная, что мы идем, перекрыли все движение по Темезу, и не считая «Хеофонхлафа», мы смогли собрать всего семь судов. Этого было недостаточно, чтобы перевезти наше войско, поэтому по воде путешествовали только увальни, припасы и дружки Этельреда.

Итак, мы двинулись в поход, и на дорогу у нас ушло четыре дня. Каждый день мы видели конников на севере и суда ниже по течению, и я знал: это разведчики Зигфрида, которые считают, сколько человек в нашей неповоротливой армии, тяжело продвигающейся к Лундену. Мы потратили еще один день только потому, что было воскресенье, а Этельред настоял на том, чтобы сопровождавшие армию священники отслужили мессу. Я слушал гудение голосов и наблюдал за тем, как вокруг нас кружат вражеские всадники.

Я знал, что Хэстен уже добрался до Лундена, и его люди, по крайней мере три сотни человек, будут укреплять стены.

Этельред путешествовал на борту «Хеофонхлафа» и сходил на берег только по вечерам, чтобы обойти выставленных мною часовых. Он взял за правило передвигать их, словно показывая, что я не знаю своего дела, и я ему это позволял.

В последнюю ночь мы встали лагерем на острове, до которого можно было добраться с берега по узкой плотине. Его заросший тростником берег был так густо покрыт грязью, что, если бы Зигфрид решил нас атаковать, то понял бы, как трудно приблизиться к нашему лагерю. Мы сумели разместить наши суда в извилистом ручье, который тек на севере острова, и, когда прилив спал и сумерки наполнило кваканье лягушек, корпуса погрузились в толстый ил.

Мы разожгли костры на берегу большой земли, чтобы при их свете увидеть приближение врага, и я расставил по окружности острова часовых.

Тем вечером Этельред не сошел на берег. Вместо этого он послал слугу, который потребовал, чтобы я отправился на борт «Хеофонхлафа». Я снял сапоги и штаны и прошел по клейкой грязи, прежде чем взобраться на борт судна. Стеапа, который нес вахту вместе с несколькими людьми из телохранителей Альфреда, подошел ко мне. Сопровождавший меня слуга вытащил несколько ведер речной воды с дальнего борта судна, и мы с ним смыли с ног грязь, а потом снова оделись, прежде чем присоединиться к Этельреду под навесом на корме «Хеофонхлафа».

Кузен находился в компании командира своей гвардии — юного мерсийского дворянина по имени Алдхельм с длинным надменным лицом, темными глазами и густыми черными волосами, смазанными маслом до глянцевого блеска.

Этельфлэд тоже была там, ей прислуживали служанка и улыбающийся отец Пирлиг. Я поклонился Этельфлэд, и та улыбнулась, но словно нехотя, а потом склонилась над вышивкой, освещенной лампой, огонь которой защищала роговая пластинка. Ветра не было, и дым огней обеих частей Лундена застыл неподвижным пятном в темнеющем небе на востоке.

— Мы атакуем на рассвете, — объявил Этельред, не дав себе труда поздороваться.

Он был в кольчуге, на его поясе висели два меча — короткий и длинный. Он выглядел еще более самодовольным, чем обычно, хотя и пытался говорить небрежным тоном.