Мы забрали их кольчуги, оружие и браслеты. Мы обрезали длинные волосы мертвецов, потому что мне захотелось проконопатить свое судно волосами убитых врагов, — а потом подвесили трупы, и бледные голые тела закрутились на легком ветерке. Вороны слетелись, чтобы выклевать мертвые глаза.
Пятьдесят три тела висели над рекой. Предупреждение тем, кто может последовать за ними. Пятьдесят три сигнала, что другие викинги рискуют жизнью, поднимаясь вверх по Темезу.
А потом мы отправились домой, забрав вражеский корабль.
И Вздох Змея спал в своих ножнах.
Часть первая
НЕВЕСТА
Глава 1
— Мертвец говорит, — сказал мне Этельвольд.
В кои-то веки он был трезв. Трезв, серьезен и полон благоговения.
На мой дом налетал ночной ветер. Свечи мерцали, разгораясь красным, на сквозняке, задувающем в дымовую дыру в крыше, сквозь щели дверей и ставен.
— Мертвец говорит? — переспросил я.
— Труп, — сказал Этельвольд. — Он поднялся из могилы и говорит.
Он уставился на меня широко раскрытыми глазами, потом кивнул, словно подчеркивая, что рассказывает правду. Подался ко мне и зажал руки между колен.
— Я его видел, — добавил он.
— Говорящий труп?
— Он встал!
Этельвольд сделал жест, показывая, что именно имеет в виду.
— Кто «он»?
— Мертвец. Он встал и разговаривает! — Этельвольд все пристально смотрел на меня; на лице его было написано негодование. — Это правда, — добавил он. Судя по его тону, он понимал, что я ему не верю.
Я пододвинул скамью ближе к очагу.
Прошло десять дней с тех пор, как я убил викингов и подвесил их тела над рекой. Ледяной дождь шуршал по тростниковой крыше и колотил в запертые ставни. Две мои гончие лежали перед огнем; одна печально посмотрела на меня, когда я зацарапал по полу скамьей, а потом снова опустила голову.
Дом этот построили римляне, поэтому пол был выложен плиткой, стены сделали каменными, но тростниковую крышу я уложил сам. Дождь плевался сквозь проделанное в ней дымовое отверстие.
— И что же говорит твой мертвец? — спросила Гизела, моя жена и мать двоих моих детей.
Этельвольд ответил не сразу, может, потому, что считал — женщина не должна принимать участия в серьезном разговоре. Но по моему молчанию он понял: Гизела вольна говорить в собственном доме. И Этельвольд слишком нервничал, чтобы настаивать, чтобы я ее отослал.
— Он говорит, что я должен быть королем, — негромко признался он и посмотрел на меня, боясь, как я отреагирую.
— Королем чего? — прямо спросил я.
— Уэссекса, конечно, — ответил Этельвольд.
— А, Уэссекса, — отозвался я, словно никогда не слыхал о существовании подобного места.
— И я должен быть королем! — запротестовал Этельвольд. — Мой отец был королем!
— А теперь король — брат твоего отца, — сказал я. — И люди говорят, что он хороший король.
— А что скажешь ты? — с вызовом спросил Этельвольд.
Я не ответил. Многие знали, что мне не нравится Альфред, как и я ему, но это не означало, что племянник Альфреда, Этельвольд, будет хорошим королем. Ему, как и мне, было под тридцать, и он имел репутацию пьяницы и распутного дурака.
Однако у него и впрямь имелись притязания на трон Уэссекса. Его отец в самом деле был королем, и, обладай Альфред хотя бы крупицей здравого смысла, он вспорол бы своему племяннику горло до самых позвонков. Вместо этого Альфред положился на то, что Этельвольд не доставит ему неприятностей лишь благодаря своему пристрастию к элю. |