Изменить размер шрифта - +
Один  -  нервный и  довольно  - таки высокомерный Одетты
Холмс, "культурный" голос. Другой, грубый, неприятный - Детты. Миа уворовала
все  составляющие личности  Сюзанны, и если Детта вернулась, злющая, готовая
мстить, то заслуга в этом  принадлежала, по большей части, незваной гостье в
теле Сюзанны. "Стрелок видел меня  там, - продолжила Миа. - И мальчик тоже".
Последовала короткая пауза. "Я встречалась с ними прежде". "С кем? Джейком и
Роландом?" "Ага, с ними". "Где? Когда? Как ты смогла..."
     "Мы не можем говорить здесь. Пожалуйста. Давай  уйдем в  более укромное
место". "Место с телефоном, ты это хочешь  сказать? Чтобы твои друзья  могли
тебе  позвонить".  "Я мало что знаю,  Сюзанна  из Нью-Йорка, но,  думаю,  ты
хотела  бы   услышать   даже   ту  малость,   что  известна   мне".  Сюзанна
придерживалась того же мнения. И пусть не хотела признаваться в этом Миа, ей
тоже  не терпелось покинуть Вторую  авеню.  Случайный  прохожий мог  принять
пятна  на рубашке  за  пролитый шоколадный коктейль  с содовой  или кофе, но
Сюзанна точно  знала,  что  эти  пятна - не  просто кровь, а  кровь  храброй
женщины, которая отважно сражалась за спасение детей своего  городка. Да еще
мешки, которые лежали  у ее ног. В Нью-Йорке она насмотрелась на мешочников,
будьте  уверены.  А сейчас  ощущала  себя  одной из  них,  и чувство  это ей
совершенно  не нравилось. Ее растили для лучшей жизни,  как сказала бы мать.
Всякий раз, когда кто-то проходил по тротуару или через скверик  и бросал на
нее  короткий  взгляд,  у нее возникало желание  сказать ей или ему, что она
совсем не  полоумная,  пусть таковой и выглядит: рубашка  в пятнах,  грязное
лицо,  длинные, спутанные  волосы, сумочки  нет, только  три  мешка  у  ног.
Бездомная - ага,  да только второй  такой  бездомной просто нет, потому  что
лишили ее  не только дома, но и  своего времени, однако,  в здравом уме. Она
понимала,  ей  нужно  посовещаться  с Миа  и разобраться,  что,  собственно,
происходит,  все  так.  Но  еще  более  необходимым полагала  другое,  более
естественное: помыться,  переодеться в чистое, на какое-то время укрыться от
посторонних глаз.
     "С  тем же успехом можно желать  луну с неба, сладенькая, - сказала она
себе...  и Миа, если последняя слушала.  - Уединение  стоит денег.  Ты в том
Нью-Йорке, где  за  один гамбургер могут  попросить больше доллара, каким бы
безумием это ни казалось.  А у тебя  нет  ни су. Лишь  с  дюжину  тарелок  с
заостренной  кромкой да черный  магический  кристалл. И что  ты  собираешься
делать?"
     Прежде чем она успела ответить на свой же вопрос, Нью-Йорк исчез, и она
вернулась в Пещеру  двери. Когда побывала там  впервые, мало что  запомнила:
тело контролировала Миа и стремилась как можно скорее проскочить в дверь, но
теперь  видела все ясно и отчетливо.  Там  был отец Каллагэн.  Эдди.  И брат
Эдди,  в каком-то смысле. Сюзанна  слышала голос  Генри Дийна, долетающий из
глубин  пещеры, печальный и обвиняющий: "Я  в  аду, брат! Я в  аду, не  могу
добыть дозы, и все это твоя вина!"
     И пусть Сюзанна никак не могла сообразить, как она оказалась в пещере и
почему, этот противный визгливый голос невероятно разъярил ее: "А в том, что
жизнь Эдди  пошла  наперекосяк, виноват ты! - заорала она.
Быстрый переход