Один - нервный и довольно - таки высокомерный Одетты
Холмс, "культурный" голос. Другой, грубый, неприятный - Детты. Миа уворовала
все составляющие личности Сюзанны, и если Детта вернулась, злющая, готовая
мстить, то заслуга в этом принадлежала, по большей части, незваной гостье в
теле Сюзанны. "Стрелок видел меня там, - продолжила Миа. - И мальчик тоже".
Последовала короткая пауза. "Я встречалась с ними прежде". "С кем? Джейком и
Роландом?" "Ага, с ними". "Где? Когда? Как ты смогла..."
"Мы не можем говорить здесь. Пожалуйста. Давай уйдем в более укромное
место". "Место с телефоном, ты это хочешь сказать? Чтобы твои друзья могли
тебе позвонить". "Я мало что знаю, Сюзанна из Нью-Йорка, но, думаю, ты
хотела бы услышать даже ту малость, что известна мне". Сюзанна
придерживалась того же мнения. И пусть не хотела признаваться в этом Миа, ей
тоже не терпелось покинуть Вторую авеню. Случайный прохожий мог принять
пятна на рубашке за пролитый шоколадный коктейль с содовой или кофе, но
Сюзанна точно знала, что эти пятна - не просто кровь, а кровь храброй
женщины, которая отважно сражалась за спасение детей своего городка. Да еще
мешки, которые лежали у ее ног. В Нью-Йорке она насмотрелась на мешочников,
будьте уверены. А сейчас ощущала себя одной из них, и чувство это ей
совершенно не нравилось. Ее растили для лучшей жизни, как сказала бы мать.
Всякий раз, когда кто-то проходил по тротуару или через скверик и бросал на
нее короткий взгляд, у нее возникало желание сказать ей или ему, что она
совсем не полоумная, пусть таковой и выглядит: рубашка в пятнах, грязное
лицо, длинные, спутанные волосы, сумочки нет, только три мешка у ног.
Бездомная - ага, да только второй такой бездомной просто нет, потому что
лишили ее не только дома, но и своего времени, однако, в здравом уме. Она
понимала, ей нужно посовещаться с Миа и разобраться, что, собственно,
происходит, все так. Но еще более необходимым полагала другое, более
естественное: помыться, переодеться в чистое, на какое-то время укрыться от
посторонних глаз.
"С тем же успехом можно желать луну с неба, сладенькая, - сказала она
себе... и Миа, если последняя слушала. - Уединение стоит денег. Ты в том
Нью-Йорке, где за один гамбургер могут попросить больше доллара, каким бы
безумием это ни казалось. А у тебя нет ни су. Лишь с дюжину тарелок с
заостренной кромкой да черный магический кристалл. И что ты собираешься
делать?"
Прежде чем она успела ответить на свой же вопрос, Нью-Йорк исчез, и она
вернулась в Пещеру двери. Когда побывала там впервые, мало что запомнила:
тело контролировала Миа и стремилась как можно скорее проскочить в дверь, но
теперь видела все ясно и отчетливо. Там был отец Каллагэн. Эдди. И брат
Эдди, в каком-то смысле. Сюзанна слышала голос Генри Дийна, долетающий из
глубин пещеры, печальный и обвиняющий: "Я в аду, брат! Я в аду, не могу
добыть дозы, и все это твоя вина!"
И пусть Сюзанна никак не могла сообразить, как она оказалась в пещере и
почему, этот противный визгливый голос невероятно разъярил ее: "А в том, что
жизнь Эдди пошла наперекосяк, виноват ты! - заорала она. |